Один к одному. Дмитрий Гуренич
Читать онлайн книгу.
ine/>
Было пять часов вечера, когда стало окончательно ясно, что пора собираться домой, a за окном было уже как посреди ночи – всё тьма и тьма. В окно офиса попадало три жёлтых фонаря: два на стоянке и один снаружи, но лишь погасив свет и прижавшись лбом к холодному стеклу, можно было разглядеть в очерченном фонарём конусе света летящую с неба колючую мокрую смесь, да ещё, скосив глаза вниз, ухватить полоску обледенелого тротуара возле банка напротив.
Обычно Шехтман не торопился уходить с работы пораньше, но сегодня еле досиживал из последнего. Ещё с утра показалось ему, что он заболевает, а теперь к саднящему с ночи горлу прибавилась головная боль, и поясница не то чтобы заболела, а вроде как начало её ломать сбоку. Не поймёшь, то ли от простуды, то ли от того, что намахался с утра в снегу лопатой.
Шехтман представил, как сейчас будет он разогревать машину и скоблить ветровое – остальные уж как-нибудь – стекло, а до того ещё как бы не пришлось, сняв рукавицу, отогревать замерзший замок стремительно стынущей ладонью и как будет его знобить и ломать все эти десять долгих минут, что надо будет прожить с того мига, когда, замотавшись шарфом и засунув руки поглубже в карманы, он шагнет из освещенного вестибюля в стылую темень бескрайней парковки, до той сладкой минуты, когда окна в машине оттают и печка начнёт давать влажное поначалу тепло.
Езды по такой погоде станет никак не меньше минут пятидесяти, и чем позже он сейчас выйдет, тем больше других таких же окажется с ним вместе на дорогах графства и тем больше времени уйдёт на то, чтобы преодолеть эти девять с половиной миль, отделяющие его от горячего душа, таблетки тайленола и стакана виски. И пледом накрыться бы. И поверх пледа навалить чего-нибудь потяжельше. А уж кормят пусть бульоном пустым, лады.
В окнах верхних этажей банка начали один за другим гасить свет – значит, край выходить: ещё четверть часа и банковские запрудят своими тачками весь проезд от слепой глыбы бывших складов до торчащей арматуры недостроeнного виадука, и жди потом своей очереди, чтобы вывернуть на левую стрелку, – когда пять минут, а когда и поболее. Это как кому повезет.
Шехтман проворно сунул ноги в стоявшие тут же под столом жёлтые с чёрным чоботы – резиновая обувка, след автомобильный. Кто-то придумал надевать их поверх башмаков, чтоб ноги не промокали, и правда, Шехтман заметил, помогает. У многих теперь такие чуни, торгуют ими повсюду. Шнуровать их особо не надо, раз-раз и готово, теперь полушубок кожаный, рукавицы – вот они, шарф – по дороге намотаем, а шапку – уж чего-чего, а чтоб шапку носить, так себя Шехтман не опускал, и хоть в тридцатиградусный мороз, хоть бы и с простудой, а ходил только без шапки.
Перед лифтами народ уже затолпился, видать, давно не было чтой-то. Джефф Мак-Лафлин, стоя тут же, возле, в таких же как у Шехтмана чунях, возмущался громче всех и говорил, что начальство на сороковом этаже нарочно велит секретаршам задерживать лифты наверху, чтобы они всегда были для них наготове, как лимузины. Увидев Шехтмана, Мак-Лафлин заулыбался, обнажая утыканные ровненькими имплантами десны: как поживаешь, я, мол, хорошо.
Хорошо-то хорошо, а у самого волос осталось только на затылке перья седые, да и плечи повисли. На вид, по Мак-Лафлину четыреста первый план1 не первый год плачет, а ведь они с Шехтманом почти как близнецы, родились в один год и один месяц. Мак-Лафлин старше на три дня. Обыкновенно, встречая Мак-Лафлина, Шехтман говорил Богу спасибо за то, что жизнь потрепала его меньше, чем одногодка. Вон и ярлык у того сзади на штанах, а на нём размер: W38 L30. Шехтман скорее дал бы себя загнать насмерть на беговой дорожке или оторвал бы ярлык, чем позволил бы кому-нибудь прочитать на своём заду такие цифры. Но сегодня почему-то при виде шотландца пришла в голову совсем другая мысль: что не в том печаль, что Мак-Лафлин выглядит намного старше своих лет, а в том, что это ему, Шехтману, столько же лет, сколько этому старому дядьке.
Шехтман посчитал так, что быстрее уже будет пешком по лестнице, но тут пришли сразу три кабины и оказалось даже вроде как просторно. Плоский настенный телеэкран, тут же в лифте, мельтешил, как всегда, непонятно: опять кого-то судят, тридцать пять процентов всех домашних котов страдают ожирением, на вероятность новых террористических атак приходятся остальные шестьдесят пять процентов, и, наконец, главное – погода. Все в лифте даже дышать перестали, а ну как будет завтра настоящая снежная буря и можно будет по домам сидеть. А тут дышать, не дышать – не влияет. Не будет нам снежной бури, а будет все тот же мелкий, замерзающий на лету дождь со снегом и всё те же тридцать градусов мороза. Тридцать по-тутошнему – это по Цельсию минус один.
На седьмом этаже ещё вошли двое. Потесниться пришлось. Один сразу стал в телекамеру пялиться, а другая глаза отводить и вздыхать. Шехтман тоже засуетился, туда-сюда, на часы смотреть, рукавицы вынул. А всё затем чтоб не здороваться. И те двое ни гу-гу. Может, где-то ещё и другие порядки, в Нью-Йорке вон, говорят, чуть ли не на ланч вместе ходят, а здесь если кто из русских другого встречает на работе или там на бензоколонке, то поздороваться – ни-ни, тем более по-русски. С п о н т о м: де, не догадываешься, что русские перед тобой. Показать, что узнал, считается вроде как неаккуратно.
Федеральный план 401(k) – одна из многочисленных государственных программ в США, позволяющих рабочим и служащим делать отчисления в частные пенсионные фонды, получая при этом налоговые льготы.