Лебединая песня. Любовь покоится в крови (сборник). Эдмунд Криспин
Читать онлайн книгу.
же. Мы ведь останавливались в Уикоме починить крыло, а из Амершема в Оксфорд можно добраться по другой дороге. Так что они могли приехать раньше нас. – Он повернулся к портье: – Вы знаете Чарльза Шортхауса в лицо?
– Нет, сэр, – ответил пожилой портье, оправляя синий костюм с галунами. – Только мистера Эдвина Шортхауса.
Фен вздохнул.
– Тогда надо спросить официанта, который обслуживал их вчера вечером, не видел ли он этого джентльмена сегодня.
Через минуту обнаружилось, что у этого официанта сегодня выходной.
Фен кивнул:
– Теперь нам ничего не остается, как идти в театр.
Глава 14
К их приходу репетиция зашла в тупик. Многие исполнители и оркестранты решили, что сегодня свободный день, и с утра разошлись кто куда в поисках развлечений, какие в будний день мог предоставить Оксфорд. Но поскольку новый Сакс прибыл с завидной оперативностью, – Джордж Грин был грамотный опытный певец, Адам его давно знал, и он ему нравился, – то режиссер Резерстон при отсутствии в оркестре примерно трети музыкантов все же прогнал с ним все мизансцены. Пикок не стал отпускать присутствующих по домам, а объявил перерыв в надежде, что остальные солисты и музыканты все же появятся. Ведь до премьеры оставалось меньше недели.
В зрительном зале горели несколько ламп, но можно было разглядеть великолепную лепнину на потолке и балконы со светящимися часами в центре. В обе стороны от них расходились ложи ярусов с синими бархатными занавесями. Над авансценой в арочном проеме помещалась картина в резной раме с двумя полуобнаженными молодыми женщинами. Сладострастно изгибаясь, они прижимали к губам ангельские трубы.
– Это олицетворение прокторской власти, – заметил Фен, – призывающей университетскую молодежь к добродетели и трезвости.
На сцене Резерстон жаловался Джорджу Грину, новому исполнителю роли Сакса, на поведение подмастерьев в конце второго акта.
– Носятся по сцене как стадо оленей, на которых напал пекинес.
В оркестровой яме тромбонист весьма прилично имитировал полет истребителя на полной скорости, а кларнетист негромко наигрывал джаз.
Джон Барфилд в первом ряду партера поглощал крупный апельсин.
Адам пошел извиниться перед Пикоком за опоздание. Он нашел его за кулисами беседующим с антрепренером Леви, крупным, добродушным австрийском евреем. По-английски он говорил свободно, но с сильным акцентом.
– А, Лангли, здравствуйте, – обрадовался Леви. – Ну что за кошмар у вас тут творится. Schrecklich, gar fabelhalft[14]. Признаюсь, я терпел этого пьяницу из-за голоса. Думаю, он был второй после Шаляпина. Но теперь, когда с ним кто-то жутким образом расправился, ничего не поделаешь.
Адам представил Фена.
– Но мы выпустим спектакль, – продолжил Леви. – Непременно. – Он погладил Пикока по спине. – Посмотрите, какой у нас замечательный маэстро. А как он держит оркестр. Они делают в точности то, что хочет дирижер. И духовики, – Леви повернулся к Фену, – представляете, духовики, когда он говорит, слушают с раскрытым
Страшно до жути (