Маленький бриллиант и большое преступление. Алексей Петрович Бородкин
Читать онлайн книгу.
Баскервиль холла? Ни это ли нам было нужно в доках? В портовых трущобах? Только представьте, сколько времени и сил мы сэкономили бы, будь подобный прибор в нашем распоряжении во времена нашей молодости!
Монолог незаметно превратился в диалог, мы вспоминали дела давно минувших дней, преданья старины глубокой (как написал один русский поэт… неплохо, к слову, написал).
С ностальгией в голосе я заметил, что это были дивные денёчки! А потом почувствовал – трудно сказать почему, – что разговоры о прошлом возбудили мой аппетит.
Дабы натолкнуть Холмса на схожие мысли, я спросил, не ждёт ли он кого-нибудь к обеду?
– Насколько я помню… – Холмс задумался. – Ни одной живой души.
– Будем надеяться, что мёртвые души тоже не появятся.
Мы перешли к обсуждению напитков. Холмс полагал, что в это время года ещё уместно согревать себя скотчем, я предлагал следовать в ногу со временем – "Всё же весна!" – и обратиться к хересу.
– Хм… сложный вопрос… – протянул сыщик. – Прежде чем мы сделаем выбор, послушайте звуки ночного преступления на Мансфилд роуд. Оно вас заинтересует! Я убеждён!
Несносный старик, он заставил-таки меня выслушать эту какофонию!
А что мне оставалось делать? На кону стоял обед! Не мог же я пожертвовать собственным желудком? Пришлось отдать на растерзание уши.
Холмс раскрутил фонограф, на диск уложил пластину с записью, опустил иглу. При этом имел такой торжественный вид, что… я даже затрудняюсь с чем это можно сравнить. Он был жрецом, которому доверили бальзамировать фараона.
На этот раз я слушал придирчиво, не давая воли фантазии, стараясь отделить "зёрна от плевел" и каждому звуку стремясь определить обычное "бытовое" значение.
Получалось это с трудом.
Проще иного было отличить храп мужчины (он схож с храпом лошади) от других звуков. Икота и чихание также легко определялась у обоих полов (надеюсь, вы понимаете почему). Треск камина (кто-то ещё разводил огонь) легко идентифицировался… по привычке. Вот, пожалуй, и всё.
Более поздние ночные звуки не отличались разнообразием и воспринимались, как монолитный унылый гомон.
Иногда Холмс восклицал: "Вы слышали это, Ватсон? Голос женщины!" Я отвечал (как можно более холодно): "Не возражаю. Но что с того? Ей приснился кошмар".
Холмс был уверен, что женщину режут, я отвечал, что так скрипит заржавленная калитка. Холмс слышал голоса бандитов, мне эти звуки казались криком ночной птицы. Вопль умирающего я принимал за завывание ветра, звуки бешеной погони представлялись обычным дребезжанием последнего поезда "Ливерпуль-Лондон".
После прослушивания я (твёрдым и решительным тоном) предложил перейти в столовую и открыть обсуждение там:
– Во-первых, этого требует мой желудок, а во-вторых, едва ли мы найдём в вашей записи предмет для обширного обсуждения.
Холмс подчинился, и мы сменили дислокацию.
Прежде чем продолжить свой рассказ, должен отметить, что миссис Даунстайр – замечательная стряпуха. Я не знаю подробностей её "кулинарного образования", однако