«Фессалиец Филоник привел Филиппу Букефала, предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствовавший при этом Александр сказал:

      –Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его.

      Филипп сперва промолчал, но когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал:

      –Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем.

      –С этим, по крайней мере, я справляюсь лучше, чем кто-либо другой, ― ответил Александр.

      – А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость? ― спросил Филипп.

      –Клянусь Зевсом,― сказал Александр,― я заплачу то, что стоит конь!

      Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к лошади, схватил ее за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сначала, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал:

      «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!» (Плутарх).