Они сидели в открытом кафе на набережной и пили горячий кофе. Эдриан, запинаясь и смущаясь, рассказывал Тельме выдуманную историю о богатом и несправедливом отце.

      – И что же было потом? – она не сводила с него своих карих глаз. Он тоже разглядывал ее и нашел, что у Фостера хороший вкус.

      – А потом отец лишил меня наследства, узнав, что не он является моим биологическим родителем. Я стал ему не нужен и не интересен. Естественно, он перестал посылать мне деньги на обучение. Это был жестокий и неожиданный удар для меня. Сначала, я пребывал в состоянии шока, потом я еще звонил ему, просил помощи. Но отец был непреклонен. Я понял, что больше мне надеяться не на кого, нашел работу.

      – Бедный мальчик, – она накрыла его руку своей. – Где же ты работал?

      – Где придется. Разносил пиццу, мыл машины на стоянках, даже играл на скрипке в метро. Но все равно я не мог заработать себе на учебу. Университет пришлось оставить. Я купил билет и вернулся в Америку.

      – Кто твой отец? Он живет в этом городе?

      – Нет. Он живет в Нью-Йорке.

      – Он знает, что ты вернулся?

      – Нет.

      – Может, ты сообщишь ему об этом? Вы бы встретились, поговорили. Он же любил тебя, заботился о тебе. Ты обнимешь его, посмотришь ему в глаза.

      – Нет. Этого не будет. Я ни в чем не был виноват, а меня выбросили, как сломанную игрушку. Я вычеркнул этого человека из своей жизни навсегда.

      – Ты слишком горд, да?

      – Гордость – это единственное, что у меня есть, миссис Фостер.

      – Тельма, – поправила она.

      – Вы слишком добры ко мне, Тельма.

      – Как же ты оказался в клубе? Ведь даже входной билет на корт стоит довольно дорого?

      – Я много работал, чтобы попасть туда и увидеть Вас.

      – Это трогательно, – она лукаво прищурилась. – Я хотела бы посмотреть на твою комнату. Покажешь ее мне?

      – Нет, – Эдриан замотал головой. – Только не это.

      – Даже если я очень тебя попрошу?

      – Вы не будете так жестоки со мной. Я живу…. В мою квартиру Вам никак нельзя. Господи, – он опустил голову. – Я буду так унижен.

      – Унижен? Глупости. Признание в бедности – не позор, позор – в нежелании избавиться от нее. Я хочу увидеть твое жилье. Поехали, – она встала.

      – Тельма, ради всего святого, только не туда, – взмолился Эдриан и тоже поднялся.

      – Я прошу. Едем?

      Его пальцы сжались в кулаки, но он обреченно сказал:

      – Ваша просьба для меня – закон.