Корни. Илья Тамигин
Читать онлайн книгу.
я и не сумлеваюсь!
Лукьянов плеснул немного голубоватой жидкости на чистое блюдечко и поджег. Пламя было почти бесцветным, не чадило. Когда спирт выгорел, на поверхности осталось пятно, но не масляное, а шершавое: соли. Всё это подтверждало высокую степень очистки.
– Годится! – заключил покупатель.
Сосуд исчез в мешке.
– Что, даже не попробуешь? – удивилась тётка.
– Да что его пробовать… – пожал плечами Лукьянов, отправляясь в путь, – Самогон – он и есть самогон!
Бывший ротмистр был непьющий. То-есть, дал зарок ещё в восемнадцатом, что в рот не возьмет спиртного, пока хоть один большевик отравляет своим дыханием атмосферу Вселенной. Увы! Большевики исчезать не собирались…
По приметам зимовье нашел быстро. Остановившись на опушке, по привычке огляделся: избушка, сарайчик, поленница дров. Пахнет жильём, скотиной, дымом. Следов на поляне много, видно, и в самом деле популярна бабка… Валенки, галоши, сапоги… Эге! А это что? Склонившись, осмотрел необычный след: босая стопа, округлая, с когтями! Сосед! Вот это да! Э, нет… След какой-то неправильный… Когти! Следов таинственного существа Лукьянов видел немало, и никогда с отпечатками когтей. Ногти у него, как у человека, только сильно отросшие, часто обломанные. А здесь – когти, как у медведя! И натоптано так, будто он тут живет постоянно. Интересно девки пляшут!
Пройдя через поляну, снял лыжи, воткнул в снег, уверенно стукнул в дверь:
– Хозяева! Есть кто дома?
Через минуту дверь открылась и Григорий обалдел: на пороге стояла сестра милосердия, мадемуазель Красавина, лечившая его от сабельной раны! Он, находясь в госпитале, был тайно влюблён в Ирину в 1916-ом году.
– Ирина… Васильевна? – пробормотал бывший ротмистр, – Э-э… позволите войти?
Ирина вздрогнула и побледнела, но быстро овладела собой.
– Входите… Леонард Михайлович… Милости просим!
Лесник медлил переступать порог. Прошлое нежданно-негаданно навалилось на, казалось бы, успокоившуюся душу. В памяти всплыла атака гусар на австрийские позиции, драгуны, неожиданно выскочившие наперерез, усатый мадьяр, заносящий саблю, багряно сверкнувшую в лучах заходящего солнца… Боль, затопившая сознание… Полевой госпиталь в огромном зале какого-то монастыря под Львовом… Милое, чистое лицо Ирины, её шепот: «Попей, миленький!»
А затем – два месяца между жизнью и смертью, гноящаяся рана в десять вершков поперек груди, лихорадка, бред, георгиевский крест из рук государя. И Ирина – всё время рядом. Предложить ей руку и сердце влюбленный ротмистр князь Оболенский так и не решился. Сначала сомневался, что выживет вообще, потом – из-за слабости: зачем, дескать, красавице калека? А когда поправился и прощался при выписке, просто не нашел нужных слов…
Сколько же лет прошло с тех пор? Тридцать пять…
Перешагнув порог, привычно поискал взглядом икону и не нашел. Перекрестился на самовар и без приглашения присел на лавку.
– Вот…