Медвежье царство. С. А. Белковский
Читать онлайн книгу.– воплощение чаяний элиты, сделанное из того же мяса и спелой крови.
8 лет назад Путину поручили 2 больших дела:
– защитить элиту от русского народа;
– отстранить русский народ от политики.
И Путин, вопреки многому, это сделал. И пусть он не заслужил света – немного угля и нефти он все-таки заслужил.
Он должен доиграть свою нечеловеческую комедию до конца. И получить на финише чистый занавес и горсть наших честных аплодисментов.
Держитесь, Владимир Владимирович!
Россия против Запада: война, религия, любовь.
В последнее время, особенно после саммита НАТО в Бухаресте, ностальгически-прощальной встречи Джорджа Буша-мл. и Владимира Путина в Сочи и лужковско-ивановских эскапад на крымско-севастопольские темы, вновь активизировалась полемика о том, находится ли евроатлантический мир в состоянии – или на пороге – новой холодной войны с Россией. Суждено ли России и Западу новое затяжное противостояние с неясным исходом.
Расставаясь навеки, Путин и Буш формально пообещали, впрочем, что холодной войны не будет. И они, похоже, никого не хотят обмануть. Не хотят, в первую очередь, потому, что не могут.
Ведь холодная война – это, в первую очередь, схватка базовых идеологий, способных быть привлекательными для человечества или, по крайней мере, его значительной части.
Многие политики и эксперты солидарны в том, что сегодня, в отличие от времен строительства коммунизма, Москва никакой целостной и универсальной идеологии миру не предлагает.
Но ушедший президент России прав вдвойне. Он, как это иногда с ним случается, заглянул правде в самое сердце, заявив на том самом саммите в Бухаресте:
«Какой-то религиозный ужас в ожидании моих речей, я не знаю, откуда он возник».
Да, холодной войны действительно ожидать не приходится.
Будет война религиозная.
И она уже идет.
Монетократия
Перефразируя Чехова, можно сказать, что нет такого предмета, который не мог бы послужить русскому человеку религией.
Русское сознание склонно всему придавать религиозное измерение, все доводить до крайности религиозного исступления. Неторопливая, сдержанно-практическая работа над теориями и учениями русским не свойственна, не говоря уже об ироническом отношении к жизни.
Я имею в виду, разумеется, народ в целом, а не отдельные исключения, для того и существующие, чтобы подтверждать правило.
В этом особом религиозном запросе, довлеющем над русской душой, проявляется наше особое чувство заброшенности, космической провинциальности, маргинальности, если угодно. Мы – на краю, на грани. Мы привыкли осмысливать наше огромное и полупустое жизненное пространство как глухой угол Вселенной, где с одной стороны – занавес, отделяющий нас от Европы, а с другой – вечная Сибирь, и за ней – бесконечные, как степь, монгольские орды, олицетворяющие нашу трудноразличимую в тумане будущего историческую смерть.
В