Экс-доцент. Вадим Вольфович Сухачевский
Читать онлайн книгу.
Потому что – сила.
Нет, без вышака обошлось. Тот, бородатый, сказал тогда: оставить под надзором. И вроде как он, Панасенков, был у них теперь как бы привязанный на веревочке и все время ощущал на своей шее чужой притужальник. И всегда робел перед силой, идущей от этого бородатого, – пожалуй, даже больше робел, чем перед самим народным комиссаром Николаем Ивановичем. Вот почему, когда бородатый Домбровский повелел, чтобы тому доценту‑кочегару отныне был по жизни всегда зеленый семафор, он, Панасенков, даже не спросил, что за птица такая кочегар‑доцент этот. Потому как против силы не попрешь. Велено – выполняй.
Ну а тля эта, Гробовых, свою сучью игру затеявший, силы настоящей пока что не видал, игруля хренов. Оттого и надобно с ним – как с тлей.
Комиссар Панасенков открыл дверь кабинета и позвал:
– Авдеенко!
* * *
Из многотиражки
«На страже безопасности социалистической Родины»
…Чувствуя свой близкий и неизбежный конец, затравленный враг в агонии не останавливается ни перед чем. Пример тому – трагическая гибель лейтенанта государственной безопасности Савелия Гробовых…
…находясь на боевом посту… подло, сзади… пулей, выпущенной в затылок…
…Светлая память о нашем товарище…
– Ты вот что, Авдеенко… – сказал комиссар Панасенков, отложив газету, – ты, я слыхал, уже этих изловил гадов, которые гробанули нашего Гробовых?
– Так точно! Вчера взяли четверых, сегодня двое гадов уже раскололись.
– Молодец, шустёр.
– Рад стараться, товарищ комиссар!
– Стараешься. Вижу… Я тебя, Авдеенко, решил в старшие лейтенанты представить.
– Служу Советскому!..
– Ну‑ну, не ори, люди свои… Хорошо будешь служить – глядишь, еще и меня в званиях перескочишь. – А про себя подумал: «Ежели только доживешь, голубец».
* * *
Майор государственной безопасности Чужак сидел дома за письменным столом и думал, думал мучительно…
Вообще‑то посидеть за этим большущим столом в своем тоже большущем домашнем кабинете с видом на Кремль он обычно любил. Казалось бы, на хрена ему этот, как аэродром, столище и этот кабинетище в доме, слава богу, все, что надо, и на службе имеется. Вон и Клавдия, было дело, наседала: «Куда те, Степан Акимович, этот ерадром?! Чай, не писатель, не прохвессор! Заместо него два шифоньера поставить можно бы, под Аглайкино добро». Потому что дура баба! От добра ихнего с Аглайкой и так уже четыре шифоньера ломятся. Ну, не хватит – новый поставят где‑нибудь в трех других комнатах, места вполне достает. А что не писатель и не прохвессор – так где они нынче, эти писаки и профессора? Ежели еще не на Соловках, то ютятся по уплотненным коммунальным клетушкам, этих самых Соловков ожидаючи (ничего, ждать‑то, поди, недолго).
А он где, Степан Чужак? Здесь, за этим «еродромом», сверху зеленым сукном обитым. Сидит себе, пепел с папироски в серебряную пепельницу стряхивает, на Кремль в окно поглядывает. Хорошо! А вы, профессора хреновы и писаки недошлепнутые,