Киномания. Теодор Рошак
Читать онлайн книгу.
от гибели. Старик считал, что Ланглуа – агент темных сил.
Анри Ланглуа был главой, сердцем и душой парижской Синематеки – ее отцом-основателем, гением. Без него не было бы никакого французского киносообщества. Он был одним из великих героев Клер.
– И ты был там, когда это случилось? – спросил я.
– Нет. Мы за год или около того вернулись в Штаты. У Клер чуть инфаркт не случился, когда она об этом узнала. У нее как-то раз вышел крутой спор с Розенцвейгом. Этакий громкий идиотский диспут, какие нередко происходили в Синематеке. Кто знает – может, он и ее попытался бы укокошить. Помнится, он тогда так взбесился, что был готов наброситься на нее.
– Она никогда об этом не говорила.
– Она об этом не любит говорить.
– Дикая история. Я и понятия не имел…
– Вообще-то, – продолжал Шарки, – Розенцвейг был чокнутый. Это ясно. Но такие чокнутые дают повод для размышлений. Потому что историйка-то чудо как хороша. Есть о чем подумать.
– Над чем?
– Над добром и злом в кино. Над реальностью и иллюзией.
– И ты серьезно к этому относишься?
– Серьезней некуда. Ведь речь идет о проникновении – настоящем проникновении в природу этого волшебства. Я хочу сказать, мы здесь имеем дело с фундаментальной онтологией бытия. – Он снова подмигнул, на сей раз еще лукавее, словно говоря: «Ты и не думал, что я знаю такие словечки, а?» – Что такое реальность? А что – нет? Этот старичок волшебный фонарь, – он любовно похлопал по корпусу проектора, – по большому счету – настоящий мозгоеб. Ты думаешь, власти могут оставаться к этому безразличны? Уж поверь мне – нет.
В тот вечер я ушел из «Классик», исполненный уверенности, что все эти россказни – просто упражнения Шарки в свойственном ему сюрреалистическом юморе. Я не раз слышал, как он на вечеринках разглагольствует о летающих тарелках, панацее, тайнах пирамид. Вот только в тот вечер он не был обкурен и в манерах его не сквозило ничего клоунского. Напротив, я никогда не видел Шарки таким серьезным, как в тот вечер.
Еще один вечер, еще один безумный разговор.
Начался он почти что случайно. Шарки обронил имя, которое я не расслышал. Поэтому я переспросил:
– Кто?
– Луи Эме Огюст Лепренс. Ты что, никогда о нем не слышал? Посмотри в Книге рекордов Гиннесса. Первый человек в кино. Ну, об Эдисоне-то ты слышал, я надеюсь? О Томасе Альве Эдисоне.
Я его заверил, что мне известно, кто такой Эдисон.
– Американцам нравится думать, что кино изобрел Эдисон. Но это патриотические бредни. Том Эдисон изобрел кинетоскоп, а это всего лишь кинотеатр на одного[86]. Ерунда на постном масле. Если кто и изобрел настоящее кино – а я говорю о проекционных двигающихся картинках, – то Лепренс. Он все это объединил в одно: камеру, проектор, линзы, пленку на целлулоидной основе.
– И когда же это было?
– В восьмидесятые годы прошлого века.
– Так давно?
– Ну