Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго». Анна Пастернак
Читать онлайн книгу.Жозефина и Лидия – росли с острым осознанием «сияющего вечного примера художественности»[62] в лице отца и очень смущались оттого, что слава Бориса превзошла славу Леонида.
До революции, когда семья еще жила вместе в Москве, более известным был как раз Леонид, а не Борис. Леонид жил и творил в один из величайших периодов культурной жизни России. Он писал свои картины и общался со Львом Толстым, Сергеем Рахманиновым, композитором Александром Скрябиным, пианистом и композитором Антоном Рубинштейном, который основал Санкт-Петербургскую консерваторию. Русский художник Илья Репин проникся таким уважением к Леониду, что впоследствии присылал ему учеников-художников. Членам семьи Пастернаков явно казалось, что Леонида и его жену-пианистку Розалию несправедливо обходят вниманием. Над всеми детьми довлело чувство стыда, которое, однако, не высказывал вслух никто, кроме Бориса, – за то, что он затмил обоих родителей.
В 1934 году, когда Борису было 44 года, он писал Леониду: «Ты был настоящим человеком,[63] колоссом, и пред этим образом, огромным и широким как мир, я полное ничтожество и во всех отношениях остаюсь все тем же мальчишкой, каким был тогда». В ноябре 1945 года, через несколько месяцев после смерти Леонида, Борис сообщал Исайе Берлину: «Я писал ему,[64] что не надо обижаться, что гигантские его заслуги не оценены и в сотой доле… что в конечном счете торжествует все же он, он, проживший такую истинную, невыдуманную, интересную, подвижную, богатую жизнь».
В чем Леонид был несомненным триумфатором, так это в богатой личной жизни. Его брак с Розалией стал сущим благословением; супруги были искренне преданы друг другу. Леонид был по-настоящему довольным жизнью человеком, что, вообще говоря, редкость для художника. Он полагал себя счастливцем, которому повезло и с обожаемой им профессией, и с женитьбой на любимой женщине. В отличие от многих художников, он всегда находил время для своих детей. Увы, о Борисе того же сказать нельзя. Писатель всегда ставил работу выше близких, а у них и мысли не возникало протестовать. «Он был гением,[65] – говорил Евгений о своем отце, тем самым объясняя его недостатки как родителя. – Он был той самой редкостью – свободным человеком. Он намного опередил свое время, и ему нелегко было следовать своей мечте. Как это печально, когда приходится жертвовать своим гением ради семьи! Мы обращались к нему только при крайней необходимости. Я радовался его помощи, но никогда не просил о ней. Мы его не беспокоили. Он был сильным человеком, и мы знали это и уважали».
Ни одному из детей Леонида не казалось, что он стоит на втором месте после отцовской живописи или что в жизни их отца может существовать что-то более важное, чем они. В сущности, они сами стали его искусством. Современники шутили, мол, «дети Пастернака[66] были главными добытчиками в семье», поскольку именно они были излюбленными моделями для картин Леонида. Он был мастером быстрого рисунка, схватывавшим характерные движения и позы, и выполненные углем зарисовки
62
«сияющего вечного примера художественности…»: из беседы автора с Жозефиной Пастернак, Оксфорд, октябрь 1990 г.
63
«Ты был настоящим человеком…»: там же.
64
«Я писал ему…»: Slater (ed.),
65
«Он был гением…»: из беседы автора с Евгением Пастернаком.
66
«дети Пастернака…»: «Музей личных коллекций. Путеводитель по залам музея», Москва, 2004, стр. 94.