На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III. Грегор Самаров
Читать онлайн книгу.
собирались темные облака, а позади них сбоку едва виднелся восходящий серп луны. Несколько лодочек проскользнуло вдоль берега; огромные стаи ворон рыскали на берегу, отыскивая раковины, выбрасываемые легким прибоем.
По узкой тропинке через дюны, поросшие низким кустарником и морской травой, спускалась к морю девушка. Судя по ее стройной фигурке, с мягкими гибкими движениями, тонкому личику, слегка загорелому от морского ветра, она была почти еще дитя, с едва пробуждающеюся прелестью женственности. Но, видимо, и в ее юной жизни уже собирались тучи: большие голубые глаза выражали грустную покорность судьбе, вокруг свеженького рта лежала печать скорби и озабоченности. На волнистых, белокурых, ненапудренных волосах была надета серая фетровая шляпа, украшенная одним только бантом из темно-синей ленты; на плечи был накинут большой шерстяной вязаный платок. Медленными шагами направлялась она к морю. Рядом с небольшим всхолмием дюны стояла простенькая скамейка, едва скрытая ивовыми кустами. Девушка присела на эту скамейку, взор ее скользил по зеркальной поверхности моря, по пестрым кронам деревьев, мирному селенью и величественному барскому дому.
Красота этой осенней картины, залитой лучами заходящего солнца, казалось, на минуту увлекла девушку; ее сердце забилось сильнее, личико озарилось, но сейчас же головка опустилась, взор снова омрачился и на ресницах заблестели слезы. Чудная девушка была сама весна, но в ее глазах отражалась осень.
Но недолго она сидела одиноко, погруженная в свои мысли – на краю берега показался всадник, несшийся со стороны барского дома. Девушка увидела его еще издалека, и чуть заметный румянец покрыл ее лицо; первым порывом было поднять руки и послать ему привет, но быстрым движением она прижала их к сердцу, и губы болезненно сжались.
Всадник также, должно быть, узнал девушку; он пришпорил лошадь – и она понеслась быстрым галопом по берегу у самой воды, срывая копытами брызги пены с подкатывающихся волн.
Молодой человек этот, на красивой чистокровной лошади, был сын барона Бломштедта, владельца именья Нейкирхен. На вид ему было лет девятнадцать; его рослая фигура была еще несколько угловата, но мускулы уже окрепли и приобрели мужскую силу. Изящная осанка указывала на благородное воспитание; черты загорелого лица сохраняли еще юношескую мягкость, но проступала уже печать властности; в ласковом, кротком взгляде его темно-голубых глаз порою вспыхивал огонек необузданной страсти. На нем был темный, плотно облегающий костюм наездника, высокие сапоги с отворотами и длинные перчатки из датской кожи. Треугольная шляпа с черным пером покрывала темно-русые волосы, причесанные и завитые по моде того времени, но легкий слой пудры, лежавший на волосах, снесло резким морским ветром.
В несколько минут всадник доскакал до девушки. Ловко соскочил с лошади, перебросил поводья на руку и поднялся на дюны, ведя лошадь за собою.
– Добрый вечер, Дора, – воскликнул он, весь сияя, – я боялся, что не застану тебя здесь, так как отец взял меня с собою объезжать поля, и моему Цезарю пришлось усердно потрудиться, чтобы доставить меня сюда до захода солнца. Посмотри, он весь в мыле, но, если ты скажешь ему ласковое слово, он будет так же счастлив, как я, что застал тебя.
Как бы подтверждая слова своего хозяина, лошадь прижалась красивой головой к плечу девушки, между тем как барон Бломштедт со счастливой улыбкой заглядывал в освещенное вечерним солнцем личико Доры.
– Боже мой, – произнес он, внезапно испуганный, – что с тобою? Ты грустна, на твоих глазах слезы!.. Что все это значит?
Ласковым движением, в котором сказывалась и рыцарская галантность, и братская нежность, он провел рукою по глазам девушки и смахнул слезинку.
Дора грустно посмотрела на него и сказала, улыбнувшись всем своим мягким, нежным голосом:
– Я много думала, Фриц, и многое, что в последнее время я только смутно чувствовала, стало мне ясно. Видишь ли, – продолжала она, в то время как он беспокойно и боязливо заглядывал ей в глаза, – мы выросли, мы уже не дети, которые играли на песке в дюнах и которые называли друг друга братом и сестрой, не думая о том, что между нами лежит и что разделяет. Дальше не может так быть, чтобы мы называли друг друга по имени и говорили друг другу «ты». Ты барон фон Бломштедт, и тебе предстоит занять высокое положение в свете, а я всего лишь бедная девушка… Посмотри, скоро солнце скроется, наступит ночь… скоро испарится теплое дыхание лета; поблекнут и упадут последние цветы; деревья покроются снегом. Точно так, как догорает день, как проходит лето, так промчалось наше детство; мы должны проститься со своими детскими играми, как прощаемся с летом и уходящим днем. Таков неизменный порядок вещей, таков закон природы, которому мы должны подчиниться, хотя и грустим о золотом детстве, которое было так же светло, как день, так же тепло, как цветущее лето. Вот видишь, Фриц, – сказала она, делая попытку улыбнуться, что придало ее личику еще более страдальческое выражение, – это прощальный взгляд на наше детство вызвал слезы; теперь прошло. Вот все, что я хотела сказать тебе. Ну, а теперь дай руку! Дора и Фриц прощаются; отныне ты для меня – барон фон Бломштедт, за которого я буду молить Бога, чтобы Он послал счастья маленькому Фрицу за