Когда Ницше плакал. Ирвин Ялом
Читать онлайн книгу.
Я отдаю предпочтение предельно честным взаимоотношениям с моими пациентами. Но они предполагают и ответную честность: пациент, в свою очередь, должен быть предельно честен со мной. Честность – честные вопросы, честные ответы – становится лучшим лекарством. Так что на таких условиях – я даю вам слово: я сообщу вам все, что я знаю, и представлю все свои выводы.
Но, профессор Ницше, – продолжил Брейер. – Я не могу согласиться с вами в том, что так должно быть всегда. Существуют пациенты и ситуации, когда хороший врач должен ради блага самого пациента скрыть от него правду».
«Да, доктор Брейер. Я слышал эти слова от многих терапевтов. Но кто дал вам право решать за других? Это грубое нарушение прав человека».
«Это моя обязанность, – ответил Брейер. – Делать так, чтобы пациенту было хорошо. И этой обязанностью нельзя пренебрегать. Иногда это неблагодарное занятие: приходят плохие новости, которые я не могу сообщить пациенту; иногда мой долг состоит в том, чтобы смолчать и терпеть боль вместо пациента и его семьи».
«Но, доктор Брейер, этот долг отрицает долг более фундаментальный: долг каждого человека перед самим собой – выяснить правду».
На мгновение, в пылу спора Брейер забыл, что Ницше был его пациентом. Вопросы были настолько интересными, что их обсуждение полностью поглотило его. Он встал и начал расхаживать за своим креслом:
«То есть я должен сообщать правду тем, кто не хочет знать ее?»
«Кто может сказать наверняка, о чем человек не хочет знать?»
«А вот это, – твердо сказал Брейер, – и называется искусством медицины. Такие вещи не найти в книгах, их можно узнать только у изголовья ложа больного. Позвольте мне в качестве примера использовать случай пациента, которого я должен буду навестить в больнице этим вечером. Это совершенно конфиденциальная информация, и я, разумеется, не буду называть его имя. Этот человек смертельно болен, у него рак печени на последней стадии. Его печень перестает функционировать, поэтому произошел разлив желчи. Желчь разносится по его организму с кровотоком. Он безнадежен. Я сомневаюсь, что он проживет больше двух-трех недель. Я видел его сегодня утром, он спокойно выслушал мои объяснения насчет того, почему его кожа пожелтела, а потом накрыл мою руку своей, словно желая облегчить мне задачу, словно для того, чтобы заставить меня замолчать. И он сменил тему нашей беседы. Он стал расспрашивать меня о моей семье – мы знакомы более тридцати лет, и говорил о делах, с которыми ему предстоит разобраться по возвращении домой.
Но, – Брейер глубоко вздохнул, – я-то знаю, что он никогда не вернется домой. Должен ли я говорить ему об этом? Видите ли, профессор Ницше, это не так-то просто. Обычно не спрашивают о самых важных вещах! Если бы он хотел знать, он бы спросил меня, почему его печень перестает функционировать или, например, когда я собираюсь выписывать его из больницы. Но он не говорит ни слова об этом. Должен ли я так жестоко поступать – должен ли я рассказывать ему то, чего он знать не хочет?»
«Иногда, –