Они, пройдя лестницами, коридорами и анфиладами, оказались в небольшой комнате. Иван оглядывался по сторонам: хорошо, мило тут. Белый смешной столик на гнутых ножках, и на столе зеркало, трюмо называется. В зеркале отражается все, что на столе: склянки, пузырьки, флаконы, их тут тьма. Деревянная кровать, крашенная морилкой, аккуратно застелена, как в постной казарме. На этажерке сложены господские книги. Книги толкуют про равенство и братство. Господа их внимательно, в очках и пенсне, по юрким мышиным буквам водя слепым пальцем, читают и говорят беднякам, теперь все равны. Все, да не все! Они как были господа, а мы как были крестьяне, так и остались. Только у господ сейчас в подчинении армия. Целая армия пытальщиков. Одни люди пытают других, вот и вся тебе елка.

      Толстая женщина показал Ивану жестом: садись.

      В комнате был всего один стул, и он постеснялся на него сесть.

      Опустился на колени и так стоял на коленях, а его культи торчали за его спиной, бинты от крови промокли.

      Оба костыля его почтительно стояли в углу, у двери.

      Он, задирая голову, смотрел на себя взрослого. И, стоя на коленях, он стал одного роста с собой; и смотрел на себя, мальчонку. В комнату напустили из форточки зимнего тумана. Он стал смутно видеть и смутно помнить.

      …голос Ленина слабый

      девочка вошла в открытую настежь дверь

      садится за белый стол с кривыми ножками

      толстая женщина пододвигает к ней бумагу

      ручка скрипит

      со стены смотрит чей-то сладкий пирог старинный портрет

      глаза мерцают, волосы блестят, эта красавица никогда себя не убьет

      и ее тоже никто не убьет

      все мертвые смотрят на нас

      толстая женщина смотрит на Ленина

      он сидит в кресле и делает тайные знаки

      пытается диктовать

      толстая женщина повторяет за ним громкими словами его нищие жесты

      девочка пишет диктант

      бумага шуршит ползет из-под руки валится на пол

      девочка ловит ее вслух читает

      слова всплывают у Ивана подо лбом

      …ДОГОНИМ