Правда, X. Карамагарали реконструировал интерьер мечети как состоявший из семи продольных чуть расширявшихся к кибле нефов, разделенных аркадами меньшей, чем в настоящее время, высоты, «вынудив» Кейкубада увеличивать высоту перекрытия в соответствии с высотой более позднего западного зала,[203] однако нет никаких данных о необходимости подобных изменений (хотя, возможно, именно какие-то работы в гипостиле, предпринятые в 1230-х гг., и оказались тем документированным финальным этапом перестроек Кейкубада, на основании которого Редфорд сделал заключение о более позднем появлении гипостиля).

      В турецкой историографии есть и иная точка зрения, согласно которой современный восточный гипостиль Алаеддин-джами не является частью мечети Масуда I, а перестроен из находившегося рядом с ней медресе; старая мечеть же якобы была разобрана в ходе строительства мавзолея Кылыч-Арслана II.[204] Одним из основных аргументов авторов этой гипотезы является неточная ориентация оси гипостильного зала в направлении киблы; однако известно большое число крупных мечетей, ориентированность которых на Мекку весьма условна, и более того – среди «авторитетных» мусульманских памятников арабского мира «случаи правильной ориентации крайне редки».[205] Напомню легенду о перестройке мечети Кутубийе в Марракеше и казни ее архитектора именно из-за изначально неправильно определенной киблы, – причем произошло это в середине XII в., но «новая» Кутубийе (1158–1196, синхронно строительству цитадели Коньи) сориентирована еще более неправильно.[206]

      В любом случае, – является ли восточный гипостиль зуллой мечети Масуда или перестроенным медресе около этой мечети, – именно его следует признать более ранней, «базовой» частью Алаеддин-джами, к которой султан Кейкубад в ходе расширения комплекса пристроил западный зал. Сохранение же вместительного восточного гипостиля (при всей его явной конструктивно-планировочной архаичности и несоответствии архитектурной программе и возможностям султанов Коньи) как части молитвенного зала новой городской мечети имело литургическое оправдание: двор, образовавшийся перед западным залом Кейкубада внутри стены Кейкавуса, вряд ли мог безоговорочно использоваться для молитвы последовательными суннитами, каковыми представлялись Сельджуки Рума, – в этом случае перед молящимися оказались бы гробницы султанского некрополя и был бы нарушен известный запрет Сунны совершать намаз, стоя лицом к погребениям.[207]

      Плоский