Утро занялось розовое, бодрое, в ровном, без единого облачка, небе безмятежно плавало сливочное, похожее на свежую головку сыра, солнышко.

      За окнами корчмы звонко галдели воробьи.

      Открыв глаза, Маурицы с удовольствием потянулся, вытащил из-под подушки пистолет, положил его в сундучок, под ключ.

      Возницы на соседней кровати не было – явно находился возле лошади. Кровать возницы была тщательно застелена.

      Ждать себя возница не заставил – возник в проеме двери, поклонился, стянув с головы шапку.

      – Ну как там лошадь?

      – Хорошие все-таки мази делает у нас в деревне дед Атилла. Лошадь в порядке. Можно двигаться дальше.

      – Вот это добрая новость. Чего еще слышно?

      – На кухне корчмы нам готовят завтрак.

      – Это тоже неплохая новость, – Маурицы вздернул над собой руки, сжал и разжал кулаки, сжал и разжал. – Самое время заесть добрый сон шкворчащей яичницей с салом.

      Он соскочил на пол, сделал несколько резких приседаний. Присел – поднялся.

      – Что это вы делаете, сударь? – поинтересовался возница.

      – Гимнастику. Штука очень полезная не только для тела, но и для души.

      Через полтора часа они покинули деревню – отсюда прямая дорога вела в самое Вербово, в имение Беневских.

      Как-то его встретят там? Мать, конечно, будет недовольна, когда узнает, что он сбежал из семинарии, а отец… Дай Бог, чтобы отец находился не у себя в полку, а в имении. Если он находится в Вербово, то обязательно поддержит сына. В этом Маурицы Беневский был уверен совершенно.

      Половину своей жизни отец провел в войнах, дома не бывал месяцами, и мать, задумчивая бледная паненка, за эти годы здорово подурнела, состарилась и все чаще и чаще стала уединяться в молельне.

      Когда сыну исполнилось двенадцать лет (произошло это два с половиной года назад), она пригласила его к себе, приняла в отцовском кабинете, чопорная, прямая, одетая в строгое серое платье без всяких украшений, поджав губы, оглядела его с головы до ног и произнесла неожиданно надменным, каким-то чужим голосом, на «вы»:

      – Вам надлежит ехать в Вену, в монастырь…

      – Зачем? – удивленно поинтересовался Маурицы.

      – Учиться в семинарии.

      – Но образование можно получить и здесь, дорогая мама.

      – Я дала такое обещание нашему священнику. Здесь получить хорошее образование невозможно. Вы же не хотите, имея дворянское звание, заниматься делами на конюшне?

      Маурицы отрицательно мотнул головой:

      – Не хочу.

      – Тогда собирайтесь, сын мой, в дорогу.

      Говорила она, как местный пастор, назидательным тоном, и голос у нее был назидательным, поучающим, и взгляд – такой же, и два сомкнутых, поднятых вверх пальца. Маурицы узнавал и одновременно не узнавал свою мать.

      Через два дня он уже сидел в тарантасе, направлявшемся в далекую Вену, где в аббатстве Клостернойбург располагалась семинария святого Сульпиция. В этой семинарии Маурицы и предстояло учиться.

      Учился