– Да нет, это не музей. Музей – это учреждение культуры и искусства, а перед нами – камера пыток какая-то! Кому может понравиться смотреть на такое вот? В музей в выходной даже с детьми ходят, а от этого говна взрослому блевать захочется! Что это вообще такое? Кому это в голову пришло демонстрировать?..

      – Как же, – робеет заведующий, – ведь это наша история! Больше всех жертв в войну понесли, так что ж теперь, молчать об этом? Как же можно, товарищ председатель Совета министров?

      – Да так! Вы хотите показать здесь, что, дескать, город был в блокаде и сражался с гитлеровцами как мог. А товарищ Сталин, по-вашему, где был в это время? В Москве. Я был с ним рядом и знаю, что там иногда было погорячее, чем в вашем хваленом Ленинграде. И бомбы летели, и прятаться приходилось. А товарищ Сталин не бросил вас, не убежал в тыл, а организовал дорогу жизни, поставки продовольствия. Знаю, что мало! Ну и что?! Ему за весь фронт тогда думать приходилось, за всю страну. Из-за вас теперь болеет, что здоровье на войне подорвал, а вы ему, вместо благодарности – претензию под нос! Так мол и так, товарищ Сталин, бросил ты нас, мы тут сами с усами. Понавешали тут Кузнецовых всяких… – Маленков окинул недовольным взглядом портрет покойного товарища, что по размерам превосходил портрет вождя на входе. – Кузнецов за вас думал?! Враг и вредитель! А товарищ Сталин не думал?..

      Совсем ничего заведующий не поймет, а товарищ Маленков знай себе бушует:

      – Что это вообще тут такое? Оружие понаставили! А ну, как выстрелит?! Людей побьете!

      – Никак нет, Георгий Максимилианович. Не может оно, оно ж трофейное, давно из строя вышло.

      – Э,