Мы сидели у телевизора долго.

      Тянулся нудный двухсерийный фильм про перестройку, до и после программы «Время».

      На протяжении трех часов кто-то с кем-то спорил о хозрасчете, кто-то рвался в депутаты, кто-то яростно голосовал «против», временами все-таки по привычке звал в даль светлую, временами без слов крушил кувалдой стальные трубопроводы, временами – что хоть чуть-чуть развлекало – хлестал по рожам. В сюжет я не вникал; глядя на экранную суету, в духе времени приправленную постельными сценами, я думал о Люде.

      Вспоминал, как танцуем мы с нею, и как неожиданно провела она легкими пальцами по моей щеке три дня назад в автобусе…

      Вспоминал ее ногу, которую много раз придерживал на подоконнике во время нашей разминки.

      Вспоминал ее груди, глядевшие на меня через кофточку…

      И думал обо всем остальном. Это остальное пока оставалось неизвестным, но кто знал, что могло быть дальше ?

      Я так сладостно думал о Люде, что не заметил, как закончился фильм и Юлия отправилась восвояси – точнее, в их с братом комнату.

      Выключив телевизор, я тоже ушел к себе.

      Моя комната оставалась моей крепостью, хоть и была самой маленькой из всех четырех.

      В ней поместились только кровать, шкаф, стол у окна да книжная полка. И еще – фотографии танцующих пар; правда они места не занимали, а были прикноплены к стене.

      В отличие от дома культуры, этих снимков я не вырезал из журналов; они были настоящими. Это были мои фотографии: конкурсы, показательные выступления, и снова конкурсы, конкурсы и конкурсы. Делал их мой лучший друг Вовка Старицын, который тоже был танцором, но малый рост отрезал ему возможность подняться выше класса «С», то есть первого разряда. Осознав это и пережив, Старицын ушел из танцев, но продолжал ездить с нами по конкурсам – и снимал, снимал, снимал меня без устали, а потом печатал великолепные фотографии. И дарил мне… то есть нам с Тамарой на память.

      Был, ушел, снимал, дарил…

      Все глаголы оказывались в прошедшем времени.

      И не потому, что рассыпался наш блестящий дуэт, Тамара осталась в Ленинграде, а я довольствовался теперь чахлым ансамблем нашего провинциального ДК.

      Не только поэтому.

      Я-то хоть был до сих пор жив. Пилил багеты в вонючей столярке и даже танцевал, а мой друг Вовка…

      Мой друг Вовка лежал на Южном кладбище у подножия