Ее отец – священник Михаил Зелецкий, из деревни Тимохово, друг отца Иоанна Кронштадтского. (Отец Михаил погиб в лагерях.)

      Шура танцует? Да, отец ей сказал, что это можно в пятнадцать-шестнадцать лет. «Всякому овощу свое время». Это не грех. Мы юны и молоды. «Надо духовно дорасти, чтобы самой не хотелось танцевать», – говорил Шуре отец. И я танцую с Шурой падеспань на школьном балу. (Год-два – и Шура умерла чахоткой.)

      Все девочки были номинально верующими. Соблюдение постов было, пожалуй, самым главным. Евангелия сам никто не имел и не читал. Мечтали выйти замуж за богатого купца – и выходили в шестнадцать лет. Участь большинства была одна: идти в сельские учительницы и провести жизнь в глуши и тоске, в бедности и одиночестве. Многие хотели бы уехать в Москву или Питер, чтобы учиться дальше, но жизнь там дорогая, а плата за учение – высокая. Да еще и война началась, надвигалась революция.

      Я мечтала учиться дальше, но кем быть? И мать, и отец меня поддерживали, отец обещал помогать, платить. Но ведь семья без меня распадется… «Скорее бы!» – говорил отец. «В Сарове я разрешу вопрос, кем быть», – думала я и просила родителей отпустить меня.

      Отец Вениамин Федорович

      Мне было шестнадцать лет, когда я решила, что мне необходимо ехать в Саров, побывать у старца и определить свой дальнейший жизненный путь. Через полтора года я должна была кончить гимназию. Отец и особенно мама внушали, что необходимо учиться дальше и получить высшее образование, чтобы быть самостоятельной, ни от кого не зависящей, богатой и душой, и карманом.

      Но куда идти учиться? По всем предметам – «пять», я первая ученица в классе, а особого таланта нет. «Специальность – как брак, – говорил папа, – сам выбирай, чтобы потом ни на кого не пенять. Жизненные ошибки даром не проходят».

      Отец был доктором, и на эту специальность идти он не советовал: «Мне жаль твоей душевной чистоты: ведь медики все развратники… Да при твоем слабом здоровье и жалостливом сердце