Со слезами на глазах я подобрал образ с пола, кое-как скрепил его и спрятал на чердаке, завернув в тряпицу, чтобы потом перепрятать в более надежное место.

      В конце концов я привез образ в беженство. Скрепив его сзади деревянными дощечками, я храню его до сегодняшнего дня.

      Каждый раз, молясь перед ним, я вспоминаю страшное время.

      Как-то раз меня арестовали по обвинению «враг народа и контрреволюционер», в чем выдали документ. Эту чертову бумагу я берегу в беженстве как память и показываю при случае знакомым. Предупрежденный о готовящемся аресте, я зарыл фамильные бриллианты, но кто-то, вероятно, видел меня за этим делом, и они пропали.

      Предвидя арест, а затем расстрел, я как мог долго скрывался от новой власти.

      С началом Гражданской войны, когда на улицах стали брать «буржуев», а кое-где и убивать их без суда и следствия, ушел в Добровольческую армию⁵. Иначе я и не мог поступить. С большевиками, которые безжалостно уничтожали все, что было дорого моему сердцу, мне не по пути.

      В набитых битком вагонах, стоя на ногах или скрючившись на полу, а то и распластавшись на крыше, держась неизвестно за что – так передвигалась по железным дорогам Россия в Гражданскую войну.

      Так добирался до Екатеринодара⁶ и я.

      То была пора, которую один из историков Белого движения назвал «весной» Добровольческой армии.

      Мы стояли в междуречье Дона и Кубани.

      Настоящий московский говор и петербургская речь тут были слышны чаще, чем на Тверской или Невском, хотя и реже, чем на Крещатике⁷ или Дерибасовской.

      Еще накануне большевистского восстания в Петрограде генерал Алексеев⁸, предчувствуя возможное развитие событий, начал формировать Добровольческую армию.

      Тут, на Дону, собрались офицеры, юнкера и кадеты из разных армий, полков, соединений. Все они горели жаждой мести за поруганную нашу Родину. Малым числом они теснили большевиков, предприняли легендарный Ледяной поход, имевший целью взятие Екатеринодара.

      Возможно, им удалось бы и это, но при штурме шальным артиллерийским снарядом был убит главком генерал Корнилов⁹, чей авторитет в войсках был не сопоставим ни с чьим.

      Новый главком, генерал Деникин¹⁰, повернул армию снова на Дон.

      Армия окрепла, выросла численно и по качеству вооружения. Во второй половине 1918-го предприняли новое наступление: девять тысяч против стотысячной группировки Красной армии – и выиграли!

      Но потеряли при этом лучших командиров: умер генерал Алексеев, погибли в боях генералы Марков и Дроздовский, покончил жизнь самоубийством войсковой атаман Каледин.

      По ним скорбели, но жизнь брала