Архив. Виорэль Михайлович Ломов
Читать онлайн книгу.
или в желании спасти? Кто, как не полководец Суворов, ценой своей жизни спас Россию? Оттого, наверное, и имел право обличать». Смешной он все-таки иногда был, наивный моралист, и в то же время доказывал, что эстетические критерии важнее моральных. Она тогда пропустила его слова мимо ушей. Суворов и Суворов, мало ли Суворовых?
А ведь Суворовы и на самом деле были потомками генералиссимуса, а не плодом воображения Надежды Алексеевны, несколько раз бросавшей ей: «Николенька – Суворов, а кто ты?» «Я Гусева», – не сдержалась однажды она. «Вот!» Елена как-то не придавала этому никакого значения. Но сейчас всё высветилось в новом свете. Вот почему Георгий Николаевич через губу разговаривал с профессором Гориным, когда тот где-то в середине семидесятых покидал навсегда страну. Елена оказалась невольной свидетельницей их разговора. Горин зашел проститься к захворавшему Суворову.
– У меня, Георгий Николаевич, сил больше нет смотреть на эту страну! – волнуясь, а больше красуясь собой, говорил Горин.
– Что же вы, профессор, хотите, раз все свои силы вы отдали этой стране? – как-то брезгливо произнес Суворов и, пытливо взглянув на Елену, поблагодарил ее за чай.
Почему-то всё узнается тогда, когда поздно что-либо изменить и когда по большому счету уже всё равно. «Жизни всех Суворовых, отданной науке, институту, “железке”, теперь осталось ровно столько, сколько вмещается в моей памяти, да еще в этих коробках и ящиках, которые могут посмотреть, а могут и не посмотреть. Мосты? Тоннели? Высокие мысли? Всё рано или поздно ржавеет и рассыпается. А высокие мысли – они на то и высокие, что с земли их чаще всего не разглядеть…Неужели и от меня когда-то останется лишь несколько тряпок, которые пойдут на то, чтобы стирать ими пыль? А что еще? Этот архив? Память? Право, смешно. Память– пыль. Сотрешь – нет ее, оставишь – задохнешься в ней».
Николай уже в бреду рассказал ей об этом царском дневнике. Она тогда подумала: бред.
Она не зажигала света. Ей на минуту показалось, что в комнате находится и Николай…
V
– Больно? – спросила Софья. Ей самой было больно смотреть на Лавра.
– Разве это больно? – короче, чем обычно, хохотнул Лавр. Правой рукой он зажимал рану на левом плече. Кровь текла по руке, заливала бок.
Софья попыталась оторвать рукав своего платья, но у нее не хватало сил. Лавр зубами надорвал ткань. Софья оторвала рукав и приложила его, морщась, к ране Лавра. В лунном свете он был похож на скульптуру мифического героя. Держась теневой стороны улицы, они тронулись дальше.
– Разве это больно? – повторил, озираясь по сторонам, Лавр. – Вот когда у лошади Александра Васильевича Суворова оторвало ядром морду… И он пеший со шпагой в руке кинулся на янычар. Когда он был сражен картечью в бок чуть ниже сердца… Знаешь, что такое картечь?.. Упал без чувств, и его засыпало песком…Когда его отнесли в сторону, и он пришел в себя…
– Как ты можешь говорить так, когда у тебя такое? – в ужасе воскликнула