По неширокой улице предместья провинциального городка Нарбонны бежал простолюдин. Это был толстый малый, одетый в грубую куртку и заплатанные штаны. Он бежал по мостовой, раскинув руки. Волосы его в ужасе стояли дыбом, а лицо перекосилось в жуткой гримасе.

      – Крысиный король! – кричал бедняга так, что неустрашимое сердце и то дрогнуло бы. – Крысиный король! Погибла бедная душа.

      С разбега он упал на обочину, прямо в пыль. Люди выбегали из домов. Окружили его. Двое мужчин склонились, помогая ему встать.

      – Я видел его. Пропала моя душа, вот что я скажу вам, – плакал толстяк. – Крысиный король в погребе де Лузиньянов. Горе мне, несчастному.

      – Матерь Божья! Крысиный король! Христиане! Последнее чудовище видели в тот год, когда в город пришли чума!

      – Именно! Ее принес крысиный король по наущению местной колдуньи.

      – Это доказательство. И такое. Которое отправит на костер и не такого сеньора, спаси нас господи!

      – Вот именно, крысиный король. Я, понимаете, отправился за вином для графа, дай, думаю, загляну в тот угол, давно там крысиное гнездо хотел забить. Матерь божья, спаси мою душу… а там многоголовый, и пищит всеми головами. Гляньте, меня до сих пор в холод бросает.

      – Сжечь весь замок с его колдовством.

      Перепуганного работника повели в трактир и стали наперебой угощать вином, не забывая и самим отведать. Трактирщик не успевал подавать кувшины.

      – А старик де Лузиньян обернулся вороном, лопни мои глаза.

      – Клянусь телом господнем, эта девка, его внучка, волчицей по лесу рыщет, как мать ее, покойница. Я от страха даже обделался, когда встретил ее в лесу.

      – Помните историю, когда покойная графиня до смерти уморила старого мельника, когда перекидывалась лисицей.

      – Не лисицей, дурень Конгар, а рыжей волчицей.

      – Не рыжей волчицей, а черной кошкой.

      – А бабка иха все в дымоходы совой заглядывала, младенцев высматривала.

      – Верное доказательство христиане, теперь у нас верное доказательство.

      – Зачем нужно доказывать, что колдун – это колдун. Колдуна нужно жечь.

      Все обернулись на эти слова. Человек в черных рыцарских доспехах и с мечем на перевязи поднимался из-за стола в темном дальнем углу.

      – Верьте мне, добрые католики. И вот вам подтверждение моей правоты, – человек рывком сорвал с головы шлем, к которому, вопреки обычаю того времени, были приделаны пластины, скрывающие лоб, нос и щеки необычного рыцаря.

      Люди охнули разом. Вместо лица у рыцаря была тусклая маска из бледной безжизненной кожи с коричневыми пятнами.

      – Это ожег?

      – Нет, колдовство. Де Лузиньян брызнул в меня чистейшей водой из своего сосуда и вот что получилось.

      – Сжечь колдуна, сжечь! В аббатство его на святой суд.