Поповичи. Дети священников о себе. Мария Свешникова
Читать онлайн книгу.
обеденным столом (письменный не помещался), читать можно было и лежа на кровати, а вот виолончелью приходилось заниматься на общей кухне – в комнате постоянно спали младшие дети, кто два раза в день, кто один… Словом, спали круглые сутки. Найти в деревянных полах подходящую для шпиля дырочку не было проблемой. Чуть сложнее приходилось с нотами. Но, если никто ничего не готовил, их можно было пристроить на плиту. И вот уже по квартире льются школярско-тоскливые звуки гамм и этюдов. Сверху с развешанных под потолком панталон, кальсон и полотенец на меня капает вода, а напротив сидит вечно пьяненький дядя Володя и покачивает ногой в сандалии в такт «Сурку» Бетховена. Я играю, не подозревая, что Даша не спит. Она, страшно довольная, обнаружила, что стул можно придвинуть поближе к столу, преодолев одно препятствие за другим, добраться до моих тетрадей и лежащих рядом цветных ручек и карандашей и рисовать, рисовать, рисовать…
Впрочем, раз я заговорила о виолончели, значит, я уже учусь в школе. Конечно, раз барышне требуется французский язык, необходима и школа с улучшенным его изучением. Таковая обнаружилась по другую сторону от метро Бауманская (не так давно я была там и видела заколоченные двери, выбитые стекла. Не знаю, что случилось, но было горько). Папа (тогда уже не киновед, а начальник отдела в Министерстве приборомашиностроения и алтарник в храме Иоанна Предтечи на Пресне) ежедневно провожал меня в школу. Путь занимал минут 20. И каждый день в эти 20 минут он по фразам, по возгласам, по молитвам объяснял мне службу (думаю, что и себе тоже). Через сорок лет отец написал книгу «Полет литургии», идея которой, по его собственному признанию, родилась в тех коротких походах.
Расскажу и о проводах в музыкальную школу. Меня приняли на виолончель в класс Галины Васильевны Голицыной в 1-й Прокофьевской, куда мы ходили через Новобасманный переулок. Виолончель была тяжеленная, громоздкая – едва ли не больше меня. Поэтому первые годы кому-то из родителей приходилось таскать инструмент за мной. Кто бы это ни был, мама или папа, я всегда бежала вперед, чтобы успеть посидеть на вросшем в тротуар чугунном грибке. «А ты знаешь, что раньше к нему привязывали коней?» – спросил однажды папа. Я, конечно, не знала, но сидеть стало еще интереснее: телевизора у нас не было, что не мешало сочинять собственное кино. Я представляла, как здесь, у дома прекрасной дамы, оставлял коня гонец с письмом от кавалера. А то и сам красавец офицер на ходу небрежно набрасывал поводья на мой грибок и вбегал в дом. А она стояла на вершине лестницы и улыбалась суженому. Потом в списке прочитанной мной литературы случился «Маскарад» Лермонтова. И к этим грезам начал примешиваться старый злобный муж, слезы, страдания. А Михаила Юрьевича я навсегда не полюбила – за испорченные мечты.
Скоро неподалеку от нас, на Красносельской, поселилась семья отца Валентина и матушки Инны Асмус. Поговаривали, что они переехали в квартиру Утесова.
– Или это легенда? – спросила я дочь отца Валентина Ксюшу.
– Не легенда. Это