3

      Дни тянулись в опальном склепе гораздо дольше, чем прежде, когда Борис сидел в остроге. Но здесь было одно утешение – он всегда имел возможность видеть небо. Борис не отрывал взгляда ни от дневной голубизны небес, ни от ночного свода звёзд.

      – Смотри-смотри, – злорадствовал Игнат, наблюдая за тем, как Борис часами смотрит на облака. – Недаром дырку над головой нам оставили. Это чтоб верили да мучились. Чтоб тоска нас разъедала подольше. И от неё мы тут и подохнем!

      – Каркай больше! – проворчал Степан. – До чего же черна твоя душа. А ты, Борис, верь – видит нас тут Господь. И если не животы наши, так души спасёт. То, что нам глядеть на небеса разрешили перед кончиной, так это за благость надо принять. Зимой только, говорят, плохо было. От холодов да сырости мёрли каждый день. Разве что ветров тут нет, смрад один. А так лохмотья от мороза не спасут. Последний вот при нас тут давеча помер от хворей. Егоршей звали. Баял он, что до нас много тута народу сиживало. Кидали сюда по десятку на дню, а то и больше. И вытягивали на верёвке мертвецов столь же. Могила тут зимой. Таперича-то хорошо, тепло стало. В дожди разве что неуютно, но это ничего… терпимо. Дождики – даже хорошо, когда воды не дают. И птахи сюда залетают, щебечут… и иногда солнце видать.