Смертная чаша. Дмитрий Володихин
Читать онлайн книгу.в снежный навал.
– До-ро-га́… – прошептал бугай, роняя клевец. А уронив, тотчас заревел в голос, будто обиженный младенец. Слезы потекли по щекам его в два ручья.
Малорослый мужик с цепом метнулся было в лес, другой дернулся к обочине. Но тут Хворостинин прикрикнул на всю разбредавшуюся братию:
– А ну стоять! Стоять, снедь рачья!
И все застыли, послушавшись его властного голоса.
– Фофаны, истинно фофаны, – ухмыляясь, молвил бритый.
Тот, что был с цепом, бухнулся на колени:
– Не губи, боярин! Помилосердуй!
И тут все, кроме бугая, от страха одеревеневшего, да трех раненых, умывавшихся кровью, разом встали на колени. Со всех сторон понеслось:
– Ради Христа! Не убивай! Мы не по воле своей! Мы христьяне, у нас детки дома! Пощади, боярин! Бога не гневи! Помилуй, помилуй!
Бугай наконец ожил. Медленно увел он пальцами топорик от кадыка, отвесил зéмный поклон, и лишь потом осмелился заглянуть в глаза Хворостинину.
– Смилуйся… Молим тя, – и вдруг повалился Дмитрию Ивановичу в ноги, пронзительно крича:
– Меня возьми! Одного! Оставь мужичье, засельщину! Я таперя за старшого, я холоп боевой! Кинь мужичье! На мне грех! Меня ссеки! Одного! А-дна-во-о-о!
– Цыц! – гаркнул Хворостинин.
Все умолкли. Лишь раненые стонали.
– Как зовут?
– Я-то? Прозвищем Гневаш Заяц, – ответил бугай, не отрывая лица от снега. – А крещен Михайлой.
Хворостинин изумленно покачал головой.
– На себя берешь?
– Беру, боярин. Чем оделишь, за всех прийму…
– Эвона… Первой тут боевой холоп глазницу нынче себе ковыряет, другой пальцы свои кривые по снегу ищет, и оба они тебя тут нарочитее. А ты, Заяц Разгневанный, стало быть, чужое воровство на себя берешь?
– Беру… – глухо подтвердил бугай.
Дмитрий Иванович молча развязал калиту на поясе, не глядя зачерпнул горсть серебряных копеечек да бросил на утоптанное место.
– Хоть и дурень, а праведный… Ради твоей дуроломной праведности всех милую. На-ко, увечным на лечбу, голодным на хлеб. Забери.
Гневаш Заяц перекрестился на небо, а потом принялся чередить непослушными пальцами по сучкам-веточкам-иголочкам еловым, втоптанным в снег посередь дороги. Чешуйки копеечные едва различимы были в сером свете зимнего дня. Остановился, застыл. Судорожно, как курица, дернул головой, вперяя взгляд в Хворостинина, когда тот садился на коня.
– Бога молить за тя буду, боярин!
– Смотри, лоб на поклонах не расшиби, – насмешливо бросил ему Хворостинин, проезжая мимо.
Кудеяр живо догнал его.
– Я бы их не хуже ссёк.
– Знамо, – безмятежно ответил князь. – Ты лучший боец от Коломны до Костромы. На саблях сходиться, так и я тебя слабее. Татарский бой тебе ведом, фряжский, немецкий… я вот немецкому не учен…
– Покажу! Видит Бог, всё тебе покажу! А ты меня старой русской рубке обучи, прадедовской. Обучишь? А? Обучишь? Скажи!
Дмитрий