Утро капризно куксилось, готовое разреветься, как девка в день свадьбы. Гаврила, разглядывая грязные клочья облаков, обнадежился мыслью, что барин отменит охоту, не захочет себе и гостям кости мочить. Но нет! С вечера во флигель съехались заядлые охотники: купец Демьянов со старшим сыном и поручик Воронов, человек жестокий и вспыльчивый. Господа поднялись на удивление рано и тут же приказали выводить лошадей и собак.

      – А что, Никита Алексеевич, правду ли людишки толкуют, что завелся в здешних лесах невиданный зверь, который нутро вместе с душой выедает? – поинтересовался поручик, седлая лошадь.

      – Если и так, то конец тому зверю пришел! – ответил Никита Алексеевич. – Затравим собаками. Не уйдет от нас! Так, Гаврила?

      Лесник поднял голову, встретился с серыми холодными глазами барина. Тот улыбался, но взгляд был жестким, прозрачным, как тонкий осенний лед в лужах. Гаврила не выдержал, отвел взгляд. Подумал об оставленных в избе детях и жене. Спаси и сохрани их, Господи!

      Спустя час пришлось спешиться. Земля пошла круто с горки, спускаясь к небольшому лесному озерцу с неподвижной темной водой. Берега его уже сильно затянуло илом, устлало хвоей и пышным мхом, сквозь который проросли курчавые кусты багульника и молодые сосны.

      – Ну вот, барин, Чертово болото, – Гаврила указал вперед. – Там шишига живет.

      Затрубил рог, дав псарям команду окружать болото для травли. Безмятежная лесная тишина взметнулась ввысь стаей потревоженных ворон. Окрестности огласились криками людей, науськивающих собак:

      – Ату его, Играй! Ату, Найда! Ату его!

      Собаки шустрыми тенями метались в зарослях папоротника и багульника, выискивая дичь. Что-то невидимое, некрупное шмыгнуло в кустах, затрещали ветки, взвизгнула вдруг борзая. Голоса остальных собак тоже изменились, в их лае больше не слышался тот задор, тот охотничий азарт, с каким животные гонят дичь, только растерянность и страх.

      – Нашли! Нашли зверя! – торжествующе сказал Никита Алексеевич и, скинув с плеча ружье, решительно зашагал вниз по склону.

      Остальные охотники потянулись следом, лишь Гаврила какое-то время нерешительно топтался на месте. Его густые брови сошлись к переносице, сосредоточенный взгляд пристально обшаривал заросли багульника и корявые стволы сосен. Снова взвизгнула собака, за ней другая, следом раздался испуганный вопль кого-то из псарей. Взметнулся к облачному небу, перешел в хрип и оборвался. Затрещал багульник, заросли всколыхнулись,