Аристотель в «Никомаховой этике» пишет: «Недостаток, будь то некая безгневность или что бы там ни было, осуждают, ибо те, у кого не вызывает гнева то, что следует, считаются глупцами, а также те, кого гнев охватывает не так, как следует, не тогда и не на тех, на кого следует. Кажется ведь, что такой человек не чувствует и не страдает, а недоступный гневу [он, видимо] не способен защищаться, между тем сносить унижения самому и допускать, чтобы унижали близких, низко».

      Словом, гнев все-таки не всегда расценивается как недостаток. В иных ситуациях нужно ответить обидчику, ведь если тебя умышленно оскорбили, терпеть как-то предосудительно.

      Да, терпение, несомненно, является благодетелью, с этим спорить никто не будет. Как и с тем, что гнев порочен по своей природе. Однако это отнюдь не означает, что в некоторых ситуациях приходится на зло отвечать злом. Иначе ты сам будешь выглядеть нелепо.

      Представьте, если оскорбили ваших родных и близких, отмалчиваться тут нет никакого смысла. Вооружившись слепой яростью, ты имеешь полное право на ответный удар. Во-первых, потому что это ярость. А во-вторых, потому что слепая. Если дело дойдет до суда, то помимо мотивировки ваших действий, в качестве защитного довода всегда всплывет «состояние аффекта». Это, простите, человеческая природа.

      Гневливый человек имеет массу преимуществ, кроме того что может постоять за себя. Одно из самых важных его качеств – это отходчивость. Насколько он быстро впадает во гнев, настолько и быстро исполняется спокойствием. Гневливый человек поддается настроению, зато никогда не пребывает в этом настроении долго.

      Представьте отношения между мужчиной и женщиной, лишенных гнева. Несмотря на то что такие отношения на первый взгляд кажутся образцовыми, люди не склонны считать их настоящими. Если люди любят, они не могут оставаться равнодушными друг к другу. И гнев является лишь частью их неутомимой страсти. Без гнева не было бы желанного обновления отношений – условно говоря, их перезагрузки. Словом, чем быстрее он вспыхнет, тем быстрее любовь перейдет на новую стадию. И как знать, быть может, этот этап окажется более устойчивым.

      А что бывает при расставании с человеком? Разве степень его гневливости не равна степени любви, которую с сожалением следует признать потерянной? Так и возникает гнев. Дипломатичность в расставании весьма лицемерна: столько хороших слов в свой адрес можно лишь узнать во время деликатного разрыва – какой ты прекрасный человек и как хорош на фоне всех остальных. Нет, бросьте, о чем вы говорите? Вот если бы ты был самым плохим, самым несносным человеком на земле, тебе было бы приятнее расставаться, ведь ты бы отчетливо понимал, как тебя по-настоящему любили. А не мнимо – за выдуманные достоинства, о которых никогда не приходилось слышать прежде. Скромность не позволяла? Едва ли.

      3