По-английски, как это часто у нас бывало – что в этот раз это почему-то меня задело.

      В воздухе осталось ощущение, будто что-то не было сказано, что-то было нами упущено в разговоре, что-то затерялось – неприятное, тягучее ощущение.

      Чтобы от него избавиться – я решила перебить его другим, ещё более неприятным: я позвонила Павлу и созналась, что так и не начала работу над новыми картинами. Он сказал, что предполагал это и рад, что я все-таки честно во всем призналась. Сказал, что скоро ко мне заедет – так как у него есть для меня новости, для которых пришло время, и чтобы я морально к ним пока что готовилась. Я повесила трубку и хмыкнула от того, что он думал, что мне надо там для чего-то быть морально готовой касательно его: единственное, что я испытывала, так это досаду от невозможности избежать этого грядущего разговора.

      Через полчаса он приехал – с букетом и весьма узнаваемой бархатной коробочкой в руках. Пока он проходил в комнату, готовясь к своей речи, я успела шёпотом чертыхнуться у него за спиной и, когда он обернулся, вновь засиять приветственной улыбкой.

      – Как ты знаешь – на момент нашей встречи, я был женат, – начал он таким тоном, как если бы вокруг звучал торжественный марш и фанфары, а я – была бы готова в любой момент упасть в обморок от счастья (или несчастья, как уж придется больше к месту). – Даже не только женат, у меня была ещё и любовница – та самая девушка на катере. И если уж быть до конца честным – в любовницах у меня была не только она одна. Но ты помнишь и то, что я пообещал тебе: и вот теперь ты станешь свидетелем того, как я исполняю данные собой обещания – сегодня я официально развелся.