Социология интеллектуальной жизни: карьера ума внутри и вне академии. Стив Фуллер
Читать онлайн книгу.
в Первую мировую войну было раздутой ложной тревогой.) Безусловно, проще всего понять, что такое «свобода слова» если рассматривать это выражение как обозначение множества отдельных свобод, которые выражаются через общий медиум: академическая свобода, свобода вероисповедания, свобода прессы, свобода собраний. Размах каждой из них должен определяться отдельно.
Исходя из контекста ее рождения в Германии XIX века, академическую свободу лучше рассматривать как прототип более широкого и позднего понятия интеллектуальной свободы, чем как частный случай некоего вневременного архетипа. В этом отношении академическая свобода следует общей модели всех универсалистских проектов передачи большинству того, чем владеет меньшинство. Разумеется, как особенно любил отмечать Гегель, в процессе перевода многое находится и многое теряется. Но, не принимая во внимание этот процесс, слишком легко съехать в метафизические призывы к «академической свободе», основанные на химерических интуициях и непоследовательных представлениях о «человеческой природе». Исходное немецкое политическое допущение была явно авторитарным: никто не имеет права на свободу слова, если только она не делегирована, что в свою очередь требует четко прописанных в законодательстве прав и обязанностей. Принципиальный поиск истины отстаивался как узкое цеховое право академиков, которые были обязаны защищать его, гарантируя, что их самовыражение происходит в рамках стандартов рациональности и доказательности, в поддержании которых и заключается их работа. Таким образом, заявление AFAF не утверждает, что академики могут говорить все, что им вздумается, просто потому, что они академики. Как и со всеми цеховыми правами, все вертится вокруг правильного использования рабочих инструментов, и здесь именно оборот «подвергать сомнению и проверке» является определяющим для масштаба защищаемой свободы.
Академикам должно быть позволено, хоть в учебной аудитории, хоть на телевидении, утверждать, что холокоста не было, что черные интеллектуально уступают белым или что согласно законам термодинамики эволюция невозможна – но все это только при одном неотъемлемом условии: они обязаны предоставить аргументы, которые могут быть подвергнуты критической проверке на том же уровне публичности. Они не имеют права ссылаться на личное мнение или на веру, и точка. По факту, очень немногие радикальные академики столь немногословны в отношении своих аргументов. Но те, кто отказывается предоставлять аргументы, девальвируют валюту, имеющую хождение в академическом мире, – даже, добавлю я, если они отстаивают совершенно невинные позициии.
Несомненно, академики ничем не отличаются от обычных людей в том, что они тоже могут иметь внутренние убеждения, которые они неспособны отстоять с помощью своих профессиональных инструментов. В таком случае правила академической свободы предписывают им помалкивать. Однако нормативный смысл этого молчания серьезно скомпрометирован климатом