…Она шла домой по утренним еще пустынным улицам, думая об этой удивительной ночи – такой длинной, наполненной мыслями, озарениями, верой. Наполненной чувствами – такими разными…

      Она шла и думала о бурной любви Ивана и Люси. О Лариске, в которой любовь жила невыпущенной, нерастраченной, запрятанной Ларискиным волевым усилием. Она думала о Маше, ее жизни без любви, но в спокойном, налаженном семейном быте.

      Она думала о Пашке, его мальчишеской самоуверенности с неверием в любовь. И вспомнила, как недавно лежала в снегу и думала, что ее видят и слышат, и испугалась вдруг, что Пашку тоже услышат, и не дадут ему любви, раз он в нее не верит.

      И испугавшись за Пашку, подумала:

      – Господи, не слушай его, он сам не знает, что говорит…

      И шла по скрипящим от снега дорожкам между домов и просила, молила:

      – Господи, прости его, прости его неверие… Ты просто сделай так, чтобы он полюбил…

      И просьба эта так ей понравилась, что шла она и просила:

      – Господи, пусть Пашка полюбит… Пусть Пашка полюбит…

      И подумалось ей – как славно было бы, если бы все люди любили…

      И представила она Машу, которая смотрит на своего Петеньку так, как Лена смотрит на Сережу – глубоко, целиком отдаваясь ему в этом взгляде…

      Она представила Люсю, которая так смотрит на Ивана – вся растворяясь в этом взгляде.

      Она попыталась представить Лариску, которая так смотрит на своего бойфренда. Только вот взгляд Лариски никак не получался. Смотрела она все равно иронично, насмешливо, как бы говоря – плавали, знаем…

      И Настя, вздохнув, подумала:

      – Да ладно, Бог с ней, с Ларисой, тут бы с собой разобраться…

      И опять начала думать о себе, своей любви, которая, конечно же, случится. Случится в этом году – она была в этом уверена.

      Настя шла в этих своих мыслях, сменяющих друг друга, и не заметила, как дошла до своей улицы, до поворота, за которым был уже виден ее дом.

      И, завернув за угол, сразу увидела у подъезда машину «скорой помощи».

      – Надо же, даже в эту новогоднюю ночь кому-то плохо, кто-то болеет, страдает, – подумала она и тут же почувствовала: «скорая» эта – к Полине Сергеевне, это ей – плохо. И рванулась было к подъезду, но сама себя остановила, чтобы рассмотреть – горит в ее квартире свет? Но окна кухни были темными, и не было заметно отблесков света из коридора.

      Настя вздохнула облегченно, даже обругала себя за то, что мысли такие допустила. Хотя что удивительного было в этих мыслях – Полина Сергеевна сдавала, и все чаще в последнее