Квест. Роман и коды к роману. Борис Акунин
Читать онлайн книгу.
всё это, Гальтон сам чувствовал, что картина получается какая-то паточно-сиропная, будто из бойскаутского журнала «Ребята-тигрята». Но всё было правдой.
– Теперь ты, – попросил он. – Только ничего не пропускай.
Зоя затянулась, выпустила струйку дыма, в затемненной каюте он казался голубым.
– Детство у меня примерно такое же. Прибавь лакеев, бонн и прочие глупости да некоторый русский колорит вроде катания на санях и долгих чаепитий на веранде. Ну, институтка. Что-то там было, какие-то девичьи переживания, ссоры, влюбленности в актеров по фотокарточкам… Не помню. Честное слово, как ветром из памяти выдуло, остались одни обрывки.
Было видно, что она не прикидывается – действительно забыла и сама этому удивляется. Гальтон кивнул. Он когда-то читал очень интересную статью о принципиально различном устройстве мужской и женской памяти: последняя более избирательна и менее выстроена хронологически. Несущественное отсеивает, не загружает попусту клетки мозга.
– …Первые годы революции тоже прошли без особенных ужасов. Мы сидели на нашей мисхорской даче – это на Черном море, вдали от главных событий. Было тревожно, скудновато, но в общем ничего страшного… Страшное началось, когда мы попали в Константинополь. Отец умер от тифа, он заболел еще на пароходе. За ним мама. Нас еще и обокрали, дочиста… – Она передернулась, вспоминая. – Это я Айзенкопфу могу плести про закалку аристократического воспитания, а на самом деле… Только представь: неделю назад я была папина-мамина дочка, и вдруг в чужом мире, одна. Хуже, чем одна – с девятилетним братом на руках, и у него тоже тиф. Нужно лечение, продукты, крыша над головой…
Зоя погасила сигарету, зажгла новую. Ее пальцы дрожали.
Он слушал, сердце сжималось от сострадания. Не рад был, что разбередил прошлое. Да и стыдно стало за свое идиллическое американское детство.
– Да, ты говорила, что тебе пришлось мыть полы в лепрозории, – быстро сказал Гальтон, чтобы избавить ее еще и от этого воспоминания.
Но Зоя хрипло, зло рассмеялась.
– Насчет полов в лепрозории – это я выразилась фигурально. В действительности никакой работы, даже мыть полы, девчонке-белоручке никто не давал. Единственное место, куда меня соглашались взять, был бордель. Ну я, дурочка, и пошла. Вообразила себя Соней Мармеладовой.
– Кем? – с ужасом переспросил Норд.
– Ты что, «Преступление и наказание» не читал? Достоевского?
– В мою языковую программу Достоевский не входил, – объяснил Гальтон. – Только Пушкин, Толстой, Чехов, Зощенко. И еще Ломоносов.
– Неважно. Это такая дурочка, которая пошла на панель, чтобы спасти семью от голода. Символ глупой русской самоотверженности… Но мне жертвенности не хватило. Когда привели первого клиента – жирного бородавочника в бриллиантовых перстнях, у меня случилась истерика. Расцарапала бедняге всю морду. Выдрали меня, посадили под замок, на хлеб и воду. На третий день удалось сбежать… – Тут