Пионеры, или У истоков Сосквеганны. Хижина на холме, или Вайандоте (сборник). Джеймс Фенимор Купер
Читать онлайн книгу.
с отцом, оставил колонию. Но как только начались серьезные военные действия, он вернулся в Нью-Йорк офицером королевской армии и вскоре выступил в поход во главе местного корпуса.
Мармадюк же твердо стоял за дело «мятежа», как выражались в то время англичане. Конечно, всякие сношения между друзьями прекратились: со стороны полковника Эффингама потому, что он не старался их поддерживать, а со стороны Мармадюка – из благоразумной осторожности. Вскоре Мармадюку пришлось оставить Филадельфию, но он вовремя позаботился поместить свое состояние, как и бумаги своего друга, в безопасном месте. Добросовестно и умело исполняя свои обязанности, Мармадюк не забывал и о собственных интересах: когда имения приверженцев Англии были конфискованы и проданы с молотка, он отправился в Нью-Йорк и скупил обширные владения по самым низким ценам.
Когда кончилась война, и независимость Штатов была признана[3], мистер Темпль оставил ставшую в те времена невыгодной торговлю и занялся поселениями на купленных им землях. Благодаря значительному капиталу и практичному руководству его предприятия развились очень успешно, чего трудно было ожидать из-за сурового климата и характера выбранной им области. Его владения увеличились в десятки раз, и он считался одним из самых богатых лиц среди своих сограждан. Наследницей этого состояния была его дочь Елизавета, возвращавшаяся теперь из школы домой.
Когда округ, в котором находились его имения, сделался достаточно населенным, чтобы составить особое графство, мистер Темпль, согласно обычаю новых поселений, был избран в нем на высшую судебную должность.
Глава III
Сани Мармадюка Темпля продолжали скользить по лесной дороге.
Прошло порядочно времени, прежде чем судья настолько пришел в себя от волнения, что смог внимательно рассмотреть своего нового спутника. Он заметил, что это был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех, выше среднего роста. Фигуру его было трудно рассмотреть под грубой курткой, подпоясанной шерстяным кушаком, таким же, как у старого охотника. Глаза судьи остановились на минуту на лице незнакомца. Черты юноши, когда он уселся в сани, выражали какую-то тревогу, которая не ускользнула от внимания Елизаветы. Его беспокойство казалось всего сильнее в ту минуту, когда он просил своего старого спутника не проговориться; но когда он даже, по-видимому, окончательно решил отправиться в деревню, выражение его глаз не обнаруживало особенного удовольствия. Мало-помалу черты его привлекательного лица приняли спокойное выражение, и он погрузился в задумчивость. Судья внимательно всматривался в него некоторое время, а затем сказал с улыбкой, как бы подсмеиваясь над собственной забывчивостью:
– Должно быть, мой юный друг, испуг отшиб у меня память. Ваше лицо мне очень знакомо, а между тем, хотя бы мне сулили двадцать оленьих хвостов на шапку, я не смогу назвать ваше имя.
– Я всего три недели в этой местности, – холодно отвечал
3 сентября 1783 года по миру, заключенному в Версале.