Большую часть вины за случившееся Прекрасный Цветок отнесла на долю принца. Как только они скрылись в относительном уединении Высокого Дома, она прогнала его пощечиной – чего он и ожидал, – отплатив за волнения, испытанные на помосте. Едва солнце село, он в слезах отправился спать.

      От Болтуна избавиться было не так легко. Он перехватил ее в темном коридоре и стиснул ей запястья.

      – Не хватай меня!

      – Я пока не хватаю, – зашептал он. – У тебя все мысли об одном, можешь ты думать о чем-нибудь еще?

      – После того, что ты сделал…

      – Я сделал? Ты хочешь сказать, мы сделали!

      – Я не думаю об этом…

      – Лучше и не думай. Чтобы удалось то, что тебе предстоит. Вот о чем лучше думай!

      Она тяжело упала ему на грудь.

      – Я так устала… совсем запуталась… мне хочется… не знаю, чего мне хочется.

      Он легко похлопал ее по плечу:

      – Ну-ну! Полно!

      – Ты дрожишь.

      – Что ж мне не дрожать? Мне грозит смертельная опасность – и раньше было опасно, но сейчас особенно. Так что лучше бы тебе все удалось. Понимаешь?

      Она выпрямилась и отступила на шаг.

      – Ты хочешь, чтобы я была соблазнительной? Да?

      – Соблазнительной? Нет, то есть да! Как ты выражаешься: соблазнительной. Будь очень соблазнительной.

      Она пошла прочь, медленно и величаво.

      – Что ж, будь по-твоему.

      Вслед ей по темному коридору полетел шепот:

      – Ради меня!

      Она зябко поежилась в горячей духоте коридора и отвела глаза от смутно вырисовывавшихся фигур на высоких стенах. Навстречу ей рос шум, в котором терялся любой шепот, – слитный шум голосов и музыки, доносившийся из пиршественного зала. Она прошла через зал и в дальнем его конце отодвинула занавес. Тут было светло от множества светильников; и тут ее поджидали прислужницы, онемевшие от страха за неотмытую царскую хну на ладонях и краску на ногтях. Но этим вечером Прекрасному Цветку было не до рабынь. Молчаливая, ничего не замечающая вокруг, сосредоточенная и полная решимости, она позволила им раздеть себя, умастить благовониями, расчесать волосы и переменить украшения. После чего села перед зеркалом – как перед алтарем.

      Зеркало у Прекрасного Цветка было бесценное. Сказочное. Во-первых, в нем отражалось не только ее лицо, но и фигура по пояс. А если наклониться поближе, можно было видеть даже собственные ноги. Только у Высокого Дома были подобные сокровища. Ну и потом, кроме своей величины, оно не было ни медным, ни золотым, как у других обладательниц зеркал. Оно было из чистого серебра, а лишь серебро дарило той, которая в него смотрелась, самое дорогое – ее образ, не льстя и не уродуя. Отлитые из золота крылатые небесные богини, которые поддерживали зеркало по бокам, глядели в сияющую гладь бесстрастно, словно не желая выражением своим влиять на впечатление от образа в его глубине. Серебро плющили и отбивали, обрабатывали всяческими составами и полировали, пока гладь его поверхности не с чем стало сравнить. И в самом деле, поверхности зеркала как бы вовсе не существовало