Сезон зверя. Владимир Федоров
Читать онлайн книгу.
разумные рыбы, создавшие собственную государственную систему. Жгучий интерес к этим очень необычным, но, как показало время, довольно примитивным и недалеким существам перерос в долгие месяцы болтанки в плавучем модуле и неистребимое желание поскорее собрать всю необходимую информацию, осуществить положенные контакты с говорящими рыбами и ступить на родную твердь Лемара.
И вот тут-то он попал на глаза, а точнее, в компьютерную систему Службы создания семей, поскольку достиг совершеннолетия. Уже на второй или третий день в его холостяцкий модуль без приглашения и предварительного запроса телепортировался один из сотрудников этой службы и заявил, что в соответствии с Законом о семье вопрос о его женитьбе решен и ему подобрана идеальная генетическая партнерша. Какие-либо возражения в подобных случаях не принимались.
На следующий день поздно вечером появилась Она. Расстегнула дорожный скафандр и выпорхнула из него в облегающем комбинезоне небесного фиолетового цвета, который выигрышно облегал идеальное тело. Электронные сваты и впрямь угадали даже внешние его предпочтения – у нее были золотистые длинные волосы и редкого голубого цвета глаза. Она протянула ему руку, улыбнулась, словно давнему и доброму знакомому, вежливо отказалась от предложенного ужина – «Так поздно я не ем. Вредно для фигуры» – и прошла в спальный модуль. Когда он, чуть помешкав, вошел следом, она уже лежала на ложе, накрывшись полупрозрачной простыней.
Он выключил освещение и постарался вспомнить все, чему учили в Высшей школе на курсе практической сексологии. Он просто обязан был в этот первый их вечер сделать максимум приятного для партнерши. Судя по всему, она тоже изучила этот курс на высший балл и действительно идеально подходила ему во всех смыслах.
Кажется, это было совсем недавно: осевшие весенние сугробы, сиротливо и неприкаянно бредущий по ним пестун, изгнанный медведицей из берлоги… Но сколько уже раз лето сменило зиму? Может, десять, а может, пятнадцать? Зверь не умел считать и не знал этого, но чувствовал – немало. Он взматерел, потяжелел, шкура его из рыжеватой превратилась в темно-бурую и уже несла на себе отметины и медвежьих свадеб, и лосиных рогов, и разных других превратностей судьбы. Он многому научился и многое узнал, но каждый весенний выход из берлоги был как бы новым рождением – явлением из лона матери-природы, которая заботливо и бережно хранила его в своем чреве все самое трудное время года. И каждую весну как бы заново всплывали в памяти, прокручивались в лобастой голове главные события, отмеченные звериным счастьем, а чаще – болью, цепочка которых и определяла для него череду прожитых лет.
В первые годы, помня о своем раннем сиротстве и изуродованной ноге, так и оставляющей до сих пор отличный от всех, вывернутый почти поперек след, он панически боялся людей и торопливо уходил от самого дальнего запаха и звука. Но потом несколько раз случайно столкнулся с ними в ягодниках и по тому, как люди