– Бога нет, факт.

      Старший инспектор Эмили Бакстер посмотрела на свое отражение в зеркальном окне допросной комнаты, ожидая от внимающей ей аудитории хоть какой-то реакции на эту неприглядную истину.

      Тишина.

      Выглядела она ужасно: вместо тридцати пяти на все пятьдесят. Ее верхняя губа была зашита плотными темными нитками, которые туго натягивались каждый раз, когда она начинала говорить, – напоминая о вещах, о которых она предпочла бы навсегда забыть. Ободранная кожа у нее на лбу отказывалась заживать, переломанные пальцы стягивал бинт, влажная одежда скрывала еще дюжину повреждений на теле.

      Напустив на себя скучающий вид, старший инспектор повернулась к двум мужчинам, сидевшим за столом напротив. Все молчали. Она зевнула и стала теребить свои длинные каштановые волосы, поглаживая неповрежденными пальцами пряди, спутавшиеся в тугой комок, когда она израсходовала трехдневный запас сухого шампуня. Ей было глубоко наплевать, что последние произнесенные ею слова явно оскорбили специального агента Синклера, импозантного лысого американца, который царапал что-то на листе бумаги с какой-то замысловатой шапкой.

      На фоне элегантно одетого иностранца Эткинс, занимающийся в столичной полиции вопросами координации, производил весьма посредственное впечатление. Последние пятьдесят минут Бакстер усиленно пыталась представить, какого цвета была его грязно-бежевая рубашка на заре своей жизни. На его шее свободно болтался галстук, словно накинутая человеколюбивым палачом петля, свисающий конец которого не мог скрыть свежее пятно от кетчупа.

      Наконец, Эткинс посчитал затянувшуюся паузу сигналом продолжить разговор.

      – Видимо, вы имели много интересных бесед со специальным агентом Рушем, – заявил он.

      На его бритой голове выступил обильный пот, выступивший по вине мощной лампочки и обогревателя в углу, гнавшего горячий воздух и превратившего четыре снежных следа на линолеуме в грязные лужи.

      – В смысле? – спросила Бакстер.

      – В смысле, если верить его досье…

      – К черту досье! – перебил его Синклер. – Я работал с Рушем и знаю наверняка, что он всегда был благочестивым христианином.

      Американец бегло просмотрел содержимое аккуратно пронумерованной папочки, лежащей слева о него, и извлек документ, изукрашенный почерком Бакстер.

      – Как и вы, судя по анкете, заполненной вами перед вступлением в нынешнюю должность.

      Он спокойно выдержал взгляд Бакстер, смакуя тот факт, что эта взрывная женщина опровергла сама себя, – будто теперь, когда ему удалось доказать, что она придерживается одной с ним веры и просто пытается его спровоцировать, равновесие в мире было восстановлено. Бакстер, однако, оставалась бесстрастной, как всегда.

      – Я вынуждена констатировать, что люди, в большинстве своем, идиоты, – начала она, – очень многие из них руководствуются неверным представлением, что глупая доверчивость и строгие моральные устои каким-то образом связаны друг с другом. Мне просто хотелось повышения зарплаты.

      Синклер возмущенно покачал головой, будто не веря своим ушам.

      – Стало быть, вы солгали? Вам не кажется, что это не очень-то вяжется со строгими моральными устоями?

      – Зато очень даже вяжется с глупой доверчивостью, – пожала плечами Бакстер.

      С лица Синклера исчезла улыбка.

      – А почему вы так хотите обратить меня в свою веру? – спросила она, не устояв перед соблазном уязвить собеседника.

      Он вскочил, перегнулся через стол и завопил:

      – Вы забываетесь, старший инспектор! Погиб человек!

      Бакстер и глазом не моргнула.

      – Не он один… – тихо ответила она и тут же решила подпустить яду. – Но вы по какой-то непонятной причине тратите время, причем не только свое, но и мое, проявляя странное участие к тому единственному, кто заслужил смерти!

      – Мы просто хотим кое-что узнать, – вмешался Эткинс, пытаясь разрядить обстановку, – рядом с телом была обнаружена улика… скажем так, религиозного свойства.

      – Ее мог оставить кто угодно, – возразила Эмили.

      Собеседники обменялись взглядами, по которым она определила, что ей рассказали далеко не все.

      – Вы располагаете какими-либо сведениями о нынешнем местонахождении специального агента Руша?

      – Насколько мне известно, агент Руш мертв! – гневно бросила она.

      – Вы действительно на этом настаиваете?

      – Насколько мне известно, агент Руш мертв! – повторила Бакстер.

      – Значит, вы видели его те…

      Доктор Престон-Холл, штатный психотерапевт столичной полиции, четвертый участник этой беседы, откашлялась. Синклер осекся, уловив невысказанное предупреждение, откинулся на стуле, закатил глаза и отвернулся к зеркальному окну. Эткинс нацарапал что-то в своем засаленном блокноте и придвинул его к врачу.

      Доктор