1. Я не знаю, кто я

      В спальне учеников первого шага царил привычный вечерний шум, слегка приглушённый бархатом раздвижных ширм. Пламя свечей время от времени вздрагивало от сквозняков и играло тенями на жёлтом песчанике стен и белёном сводчатом потолке. Какой-то ученик бродил туда-обратно по узкому, едва вдвоём разойтись, проходу, держа учебник за спиной – затверживал урок. В одной из комнатушек сгрудилось человек шесть, они то шептались, то принимались хохотать, то бурно что-то обсуждали; повсюду – на столе, на стуле, на кровати и на полу – стояли разномастные чайные чашки, а чайник ютился под столом, и время от времени кто-нибудь, опасливо озираясь, осторожно подогревал его крохотным огненным клубком. В дальнем конце длинной спальной комнаты было особенно шумно – там обитали неугомонные Двойняшки.

      Невысокая пепельнокожая эльфийка робко пробиралась по проходу меж ещё распахнутых ширм, стараясь не заглядывать в чужие комнаты. Парнишка, вынувший учебник из-за спины, чтобы проверить, правильно ли запомнил прочитанное, заставил её надолго остановиться. Ей было неловко протискиваться мимо и стыдно просить посторониться. Проще было подождать, пока он пойдёт обратно. Тем более, что её собственная комнатка уже вот, в паре шагов по правую руку. А по левую, за полузакрытой ширмой, к которой прижалась кэриминка1, раздавался бодрый говорок с характерным котолюдским акцентом, изредка перемежаемый раскатистым басом жившего там северянина.

      Проскользнув в свою спаленку, эльфийка вздохнула с заметным облегчением. Ей стало бы ещё легче, если бы она задвинула ширму. Но было ещё слишком рано, все комнаты оставались открытыми, и кэриминке было неловко поступать иначе. Она села за письменный стол спиной ко входу и некоторое время смотрела в сгущающиеся за окном сумерки. Потом зажгла свечу, достала из ящика новую толстую тетрадь в кожаной обложке с тиснёным узором, тщательно очинила перо, обмакнула в чернила, вывела на середине первой страницы слово «Дневник», поставила в начале следующей дату и надолго задумалась. Затем стала писать – левой рукой, медленно и с заметным усилием, словно тонкий кончик пера увязал в бумаге и никак не мог разбежаться.

      «Интересно, можно ли объяснить обычному человеку, каково это – вырасти на улицах крепости Нака? Второе столь же унылое место в Праведном Государстве ещё поискать… Вот уж полгода я учусь в Кадае, главном магическом университете Империи Сэйтэй2, а скромная чистота ученических спален всё ещё кажется мне роскошью. Нынешняя жизнь столь отличается от прежних воспоминаний, что я то и дело возвращаюсь к навязчивой мысли: а не приснилось ли мне моё сумрачное детство в одном из кошмаров? Но…

      Я не знаю, кто я. Не знаю, где и когда родилась. Знаю лишь, что год моего рождения, пятый год Эпохи Гинро, стал смертью и ужасом для всего севера Хайно – Пепельной провинции. Говорят, маги Клана Араннен пробудили дремлющий Дом Баарота3. Говорят, во всей провинции два года царила жесточайшая зима, неурожай и голод. Говорят, тысячи беженцев покинули свои дома и потянулись в Накано, Центральную провинцию. Наверное, и мои родители были среди них… Во всяком случае, один из них точно был из кэриминов, потому что кожа моя окрашена пеплом, как у всякого падшего эльфа. И ненавидели меня, как всякого падшего – необъяснимо и неизбежно. Казалось бы, чего проще: держись своих. Но «свои», лишь раз заглянув мне в глаза, брезгливо отворачивались и клеймили кто выродком и полукровкой, кто подменышем, а кто и похуже. Кэримины все сплошь черноглазы так, что зрачка не разглядеть, мерцают из-под пепельных век гладкие обсидианы. А мне достались – лиловые. Знать бы, откуда… За всю мою сознательную жизнь я не встречала таких ни у одного человека или эльфа. Кем мне себя считать? Дурной шуткой Богов-Хозяев? Упущением Богов-Наставников? То ли нить, выпавшая из ткани, то ли оборванный ненужный узелок.

      Я не знаю, кто я. Не помню своего имени. Не ведаю своего рода. Улица не хранит таких знаний. Одним нищим ребёнком больше, одним меньше. И кому какое дело, есть ли у грязного оборванца имя? До одиннадцати лет мне ничего не стоило менять прозвания хоть каждый месяц. Хоть каждый день. Я так и поступала. Всё равно все они были только для меня одной. Словно меняешь платья, которых не можешь, конечно, себе позволить. Но надо же было девчонке хоть с чем-то играть… Так продолжалось до тех пор, пока, шесть лет назад, меня не взяли