За рекой, в тени деревьев. Эрнест Хемингуэй
Читать онлайн книгу.
сказал Джексон.
– Конечно, причалили! А что нам еще делать? Ну-ка прыгайте, а я расплачусь с этим гонщиком. – Повернувшись к лодочнику, он спросил: – С меня ведь три с половиной тысячи, а?
– Так точно, полковник.
– Насчет списанного «Виллиса» я не забуду. Получайте и купите своей лошадке овса.
Швейцар, который брал у Джексона чемоданы, засмеялся:
– Нет такого ветеринара, который возьмется вылечить его лошадь.
– Но она еще бегает! – сказал лодочник.
– А вот призов на скачках уже не берет. Как поживаете, полковник?
– Лучше не бывает. А как члены Ордена?
– Все в порядке.
– Хорошо, – сказал полковник. – Пойду повидаюсь с Гроссмейстером.
– Он вас ждет.
– Ждать мы его заставлять не можем. Джексон, пройдите в холл с этим джентльменом и попросите меня отметить. Позаботьтесь, чтобы сержанту дали комнату, – сказал он швейцару. – Мы только на одну ночь.
– Вас спрашивал барон Альварито.
– Я увижусь с ним у «Гарри».
– Хорошо, господин полковник.
– А где Гроссмейстер?
– Сейчас я его разыщу.
– Скажите, что я буду в баре.
Глава седьмая
Бар «Гритти» был сразу за холлом, хотя холл, подумал полковник, неподходящее слово для зала с таким благородством пропорций. Кажется, Джотто дал определение круга? Нет, это один математик. Из анекдотов о Джотто ему нравился вот какой: «Это так просто!» – сказал художник, начертив безукоризненный круг. Кто и где, черт побери, ему это рассказывал?
– Добрый вечер, Тайный Советник, – сказал он бармену; тот был только кандидатом в члены Ордена, но полковнику не хотелось его обижать. – Чем могу служить?
– Выпейте рюмочку, полковник.
Полковник поглядел через окна и стеклянную дверь на Большой канал. Он увидел высокий черный столб, к которому причаливают гондолы, и отсвет вечернего зимнего солнца на беспокойной от ветра воде. На той стороне стоял старинный дворец, а по каналу двигалась деревянная баржа, черная и широкая, разводя тупым носом волну, хотя ветер был попутный.
– Дайте мне сухого мартини, – сказал полковник. – Большую рюмку.
Тут вошел Гроссмейстер. На нем был фрак, как и положено метрдотелю. Он был по-настоящему, по-человечески красив – изнутри: улыбка его шла от самого сердца или от того, что зовут душой человека, а потом весело и открыто выходила на поверхность, то есть освещала лицо.
Лицо у него было лукавое, с длинным прямым носом, как у всех уроженцев этой части Венето, с добрыми, веселыми, правдивыми глазами и седыми волосами, приличествующими его возрасту – он был на два года старше полковника.
Он подошел с сердечной улыбкой, хотя и с видом заговорщика – ведь у них было немало общих тайн, – и протянул свою руку, большую, сильную руку с длинными пальцами, холеную, как и подобало человеку в такой должности, а полковник протянул ему свою, дважды простреленную и чуть-чуть скрюченную. Так встретились два старожила