Всё моё (сборник). Николай Александров
Читать онлайн книгу.
обязывает к анекдоту, к экономии средств. Само течение повествования, неторопливость, правильность, округлость (какое толстовское слово!) утомляют, вызывают нетерпение.
А вот Александр Сергеевич Пушкин, когда Михаил Семенович Щепкин пожаловался ему, что никак не может начать свои воспоминания, написал ему первую фразу: «Я родился в Курской губернии Обоянского уезда в селе Красном, что на речке Пенке». Правда, гениально!
Впрочем, анекдоты Пушкин тоже любил.
Итак, мы продолжаем, снова взваливаем груз, снова катим камень в гору, снова идем.
Слово к слову, слово за слово. Слово – шаг. Путь из слов. Куда и зачем – подскажет само слово, так что, вполне возможно, это не путь, а блуждание. Ведь неясно, куда слово поведет, какое другое вызовет и то, другое, кому передаст эстафету. И во что все это сложится.
Даже необязательный текст требует усилия. Зачем говорить, формулировать, подыскивать слова, придумывать порядок, взвешивать, перечеркивать, придумывать вновь. Мысль порой не хочет облекаться в слова, как будто боится воплощения то есть неминуемого искажения, искривления. Но опыт показывает, что без воплощения мысль подчас съедает себя, спокойно перетекает в забвение. А забвение наш враг, потому что память, если обратиться к этимологическим изысканиям Павла Александровча Флоренского, это и есть мысль, разум – mens, mentis.
Изначально наш дом – утроба, но мы не помним о ней. Вот Андрей Белый пытался вспомнить, каково было там, – не удалось. Наше тело – тоже дом, некоторые, впрочем, говорят «храм». Крыша и стены защищают тело. Тело защищает от космоса. А внутри – Я. Такая матрешка. Кощей бессмертный.
И вот ты пишешь слова, озираешь себя, свое Я и свыкаешься с тем, что когда-нибудь эти своды падут. И беспомощное Я станет частичкой космоса. И где окажется?
В Первом женском, видимо.
Вполне возможно, между прочим. Свидригайлов Раскольникову именно так вечность рисовал – сельская баня, а по углам пауки.
А тут все-таки Сандуны.
Даниэль Пеннак написал роман (Journal d’un corps) – жизнь человека, рассказанная его телом: рождение, созревание, взросление, старение, смерть. Эта физиологическая (в прямом смысле) история имеет совсем малое отношение к Я. Понятно, тело зреет, а потом разрушается – а Я? Как созревает Я, как отследить эти этапы созревания (если они вообще есть) и разрушения? И что такое разрушение? Вряд ли это история болезни, если только жизнь как таковая не болезнь. Наверное, можно смотреть и так.
Андрей Белый в этом смысле гораздо интересней. Конечно, из его бесконечных мемуарно-автобиографических изысканий разной степени художественности (воспоминания, дневники, «Петербург», «Крещеный китаец», «Котик Летаев» и проч.) можно извлечь описания его недугов: от чирия на заднице (в этом состоянии его застал Гумилев в Париже, поэтому дружбы не получилось) до мании преследования и вписывающихся в учебник по психоанализу рассказов об отношении к матери и отцу. Но это все следствия. Любопытней