Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории.. Е. П. Ковалевский
Читать онлайн книгу.
нередко встречаемых в отдаленных провинциях Азии и Африки. Весьма немногие достигали до Цетина, местопребывания Владыки, и только я один, покровительствуемый народом и обстоятельствами, проникнул в отдаленные провинции Берди.
Глава I
Переход из Катара в Цетин
16/28 мая.
В Триесте сел я на трабаколу, небольшое купеческое судно.
Не стану описывать своих приключений на море. На этот раз я не остановлюсь даже в Катаре, прилепленном, словно ласточкино гнездо, к голой скале, – Катаре, который так часто участвовал и, по физическому своему положению и единоверию жителей, будет всегда участвовать в судьбе Черногории. Об этом после. К своей цели, к своей Мекке стремлюсь я неуклонно, подобно набожному мусульманину, отстраняя взоры свои от предметов напутных.
Только день провел я в Катаре, и в этот день должен был разменяться обычными визитами со всеми властями городскими и пограничными, должен был выдержать бесконечно-длинный обед у А. и его первый дипломатический приступ, расчесться с таможней, впрочем весьма вежливой и даже обязательной, по крайней мере со мною и наконец изготовиться для дальнейшего путешествия. Очень неохотно расстался я на другой день, в три часа утра, с мягкой постелью и сном, – сном столь сладким, что и теперь с удовольствием вспоминаю о нем. Делать было нечего. Переники[10], присланные Владыкой, уже ожидали меня. Мы выступили. Предуведомленная накануне комендантом городская стража отперла крепостные ворота и – шаг за воротами – черногорцы весело приветствовали наш выход перекатным ружейным огнем, с которым я так свыкся впоследствии, но который и поныне пугает мирных катарцев.
Чудное дело: два народа, столь близкие по физическому положению, разделены навечно между собою понятиями, образованием, духом, религией и наконец самым Ловчином, этой неприступной грядой гор, отделяющей Черногорию от остальной части Европы.
Горизонт неба едва занимался заревом приближающегося светила, но вершина Ловчина уже купалась в его лучах и горела, и сияла, как жар-птица в наших сказках. Залив Катарский, лучше которого и в мире ничего нет, спал сном праведника, существующего для блага человечества – и только для блага. Божий мир лежал передо мною во всей красе своей; но, мало-помалу, я отклонял от него свои взоры, томимый страданиями бренного тела; я уже изнемогал, а Ловчин восставал передо мною все выше и страшней; едва переходили мы одну преграду, являлась другая, еще неприступнее; едва взбирались на утес, по выдавшимся камням или инде иссеченной лестнице, нередко цепляясь за колючий куст, и опять скользили вниз по осыпям; казалось не было конца пути, а солнце, столь приветливое в начале дня, дышало пламенем; лучи его становились отвесными; я задыхался от зноя и усталости, но вдруг пахнуло отрадной прохладой с покрытой снегом вершины горы и я ожил.
Не удивляюсь теперь, что жители Катара никак не в состоянии убедиться в возможности перехода через вершины Ловчина, хотя ежедневно видят приходящих из-за него и уходящих за него черногорцев.
Катаро со
Охранная стража Владыки Черногорского.