В обычной жизни Карл был инженером, однако раз в год, как любой израильтянин, возвращался на сборы резервистов. От воинской службы освобождались только бездельники-ортодоксы, посвятившие жизнь зубрежке Торы. В благодарность за такое самоотверженное служение избранному народу государство даровало им всяческие привилегии вроде внеочередного предоставления жилья и прочих прелестей жизни за счет остальных налогоплательщиков.

      Будучи добропорядочным гражданином, Карл Эстеркинд не роптал – от родителей он усвоил главную заповедь советского интеллигента: не болтай, у стен есть уши. Государство – хрупкая штука: выдерни камень из стены – рухнет вся постройка. Отец часто повторял: «Если бы меньше на кухнях анекдоты травили – жили бы сейчас как люди».

      Так или иначе, привезенный в Израиль после шестого класса питерской школы Карл окончил университет, отслужил положенные годы и вот опять надел мундир офицера-танкиста. На его погонах красовались две полоски с изображением оливковой ветви – знак различия сегена, что соответствует американскому First Lieutenant. На русском языке, который Карл начинал уже забывать, это называлось, кажется, «старый лейтенант». Эмили, служившая в женском мотопехотном подразделении той же бригады, родилась в Яффо, но родители приехали из Молдавии, поэтому она тоже немного говорила по-русски. С недавних пор сеген-резервист Эстеркинд и проходившая действительную службу турай ришон (сокращенно – тараш), то есть ефрейтор Кройтор встречались, но вряд ли отношения продолжатся, когда Карл снимет мундир и вернется на гражданку.

      Сегодня, в пятницу, они находились в законном увольнении, поэтому приехали в Эйлат, остановились в квартире Карла и занимались тем же, чем и в казарме, но не опасаясь неожиданного появления непрошенных наблюдателей и советчиков. После напряженного акта, который начался в кровати, а закончился на полу соседней комнаты, Эмили задумчиво курила возле открытого окна, рассматривая панораму сквозь жалюзи. Карл