Где же искать христианину утешение в находящих ему искушениях и скорбях, как не в вере в Бога? Но вера не просто есть только веровать, что Он наш Создатель, но веровать, что Он и промышляет о нас всесильною Своею десницею и все устрояет для нас на пользу, хотя мы сего и не можем разуметь по дебелости нашего разума, помраченного мглою страстей наших, от нашего произволения нами действуемых, а водимые страстями, и скорбь сильнее ощущаем. Премилосердый же Господь, любя нас и хотя нас спасти и избавить от заблуждения и порабощения страстей, посылает различные скорби, лишения и болезни, дабы мы, познав суету свою и не находя утешения, обратились к Нему…

      Пали мы и погибли, чего оплакать достаточно не можем. «Человек, будучи в чести, не уразумел, сравнялся со скотами несмысленными и уподобился им» (Пс. 48, 13). Но человеколюбивый Бог и тогда нас не оставил: чудный образ спасения изобрел нам. Послал к нам Единородного Сына Своего спасти нас и к Себе привести. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3, 16–17). Как же Бога, так любящего нас, нам не любить? Бог есть Человеколюбец, как все Его называем, должно же и человеку быть боголюбцем. Ибо за любовь ничем иным нельзя воздать, как только любовью и благодарностью.

      Вера, чтобы ей быть спасительною, требует жизни по вере. Ибо «вера без дел мертва есть» (Иак. 2, 26); и, следственно, не способна довести человека до жизни вечной. Чтобы жить по вере и творить добрые дела, для сего надобно знать заповеди Божии, соображать разумение и исполнение их с духом веры, верно применять оные к разнообразным обстоятельствам жизни.

      Одно лето было жаркое, с великими грозами и бурями. Хлеб уже колосился. Все ждали хорошего урожая. И вдруг – налетел громадный шквал, ветер, дождь и град. За полчаса все поля у крестьян были выбиты. На полосе Зыряновых все всклокочено, пшеница безнадежно лежала на земле. Нечего было думать, что она снова поднимется.

      Оставалось одно: дать ей обсохнуть – может быть, чуть поправится – и скосить на солому. Вся деревня была в отчаянии. Ганя приуныл…

      И даже более того. У него появились помыслы, достойные разве только головы нашего старого «интеллигента»: «Какой смысл во всем этом бедствии? Вот, они трудились, мучились, отец пахал – голодный, тратил силы, а в результате?