Исповедующийся делает паузу, переводит дыхание.

      Священник ощущает внутри себя волну смущения. Приближает лицо к оконцу, вглядывается сквозь ажурную решётку. Видит обыкновенного пожилого мужчину: бледного, чуть уставшего от жизни, с проседью в волосах. Можно подумать, что у него психическое расстройство… но сумасшедшие не приходят на исповедь в костюмах Бриони, не носят золотых очков и не имеют часов за пятьдесят тысяч долларов.

      Кроме того, безумцы вообще-то не любят церковь. Они предпочитают творить собственное правосудие. Отправляют невинных агнцев на Суд Божий с помощью крупнокалиберной штурмовой винтовки.

      – Продолжай, сын мой, – нейтрально предлагает священник.

      На ужин он немного припоздает (это очевидно): "Не страшно. Зато мне будет, что рассказать. Интересная тема для беседы: безумец на исповеди. За партией в бридж можно будет обсудить… под кружечку бордо".

      – За месяц я почти восстановил себя. Больше всего возни было с полировкой корпуса. Я так и не смог выровнять вмятины идеально. Хозяин сказал, что это не страшно:

      "Говно вопрос, Эд! Такая херня называется индивидуальностью. У меня череп неправильной формы, тяжелый подбородок и кривые ноги – в этом моя индивидуальность. Я один такой на всём Белом Свете. Роботы похожи друг на друга, как леденцы из баночки монпансье, а люди отличаются. Сечёшь?"

      Считая, что это меня успокоит, хозяин ткнул меня кулаком в бок и посоветовал носить одежду: "Ты страшен, как смертный грех! Возьми что-нибудь из тряпья в кладовке. Прикрой свою наготу".

      Я выбрал брюки, рубашку и фартук. Особенно гордился подтяжками. Замочки приятно клацали по корпусу, если оттянуть резинку и резко отпустить. Они роднили меня с одеянием.

      Хозяин сказал, что я похож на беженца из Афганистана: стоит только водрузить на голову пуштунку и меня будет не отличить:

      "Святые небеса! – воскликнул он. – Не уверен, что стало лучше. Если ты не собираешься просить милостыню, Эд, смени прикид".

      И он был прав.

      Вот почему: мистер Дениелс был крупным мужчиной, его вещи болтались на мне, как тряпьё на скелете.