Серый был последним из стаи. Он не успел превратиться в дряхлый мухомор. Ему не довелось увидеть, как появляются морщины на лицах друзей, как, улыбаясь, любуясь на входящих в лета внуков, уходят деды, как воины превращаются в степенных старцев и дают больше воли мужам, ещё вчера бывшим растрёпанными, похожими на воробьёв, птенцами.

      Он видел лишь кровь, слышал крики, заглушаемые рычанием и обрывающийся, отчаянный вой. Он рыдал от страха и никак не мог заставить себя стать таким же храбрым и сильным, как отец.

      И остался один. Даже чудом выжившая, прорвавшаяся через обезумевших, напуганных и жаждущих нести смерть людей мать оставила его, едва сбыв с рук. Ушла не то умирать, не то жить, вычеркнув из памяти всё, что напоминало об утраченном доме.

      И некому теперь учить новую, юную и неопытную волчицу.

      Серый не знал жажды крови, ведь не ведал её недостатка. Он не чувствовал ноющего желания сменить облик, ведь изначально родился цельным. Ему неведомо было желание пропускать чужую жизнь через пальцы, владеть ею, пить её, ведь ему не пришлось умирать.

      А Фроське пришлось. Испуская дух, она обратилась впервые. И теперь всякий раз ей приходилось рождаться заново. А рождаться – ещё больнее.

      Но Серый всего этого не знал. Он лишь чувствовал, что единственная женщина, ради которой он готов сделать всё на свете, страдает. Что ей нужна помощь, нужен кто-то, кто научит её становиться волком и оставаться человеком, а не рваться напополам.

      Поэтому Серый искал Белогостя. Настолько старого и мудрого, что он мог помочь. Настолько умного и хитрого, что он мог выжить в любой бойне. Настолько древнего и живучего, что он мог всё ещё ходить по этому свету.