До утра в тёплом шарфике молится моль,

      пишет жалобу на передоз нафталина,

      отыщи паука и заставить изволь

      распустить на балконе свою паутину.

      Насекомым противна такая война —

      много дыма и химии, глухо, как в танке.

      Мой сапёр – пылесосит планету жена,

      и пищат, как живые, консервные банки.

      Обязательно в облако локтем упрусь,

      вот и я на филфаке единственный катет,

      это царство склонений и гипотенуз,

      лет на двести такой геометрии хватит,

      приглашаю подружек на тангенс пока —

      нас с пелёнок учили – сначала налево.

      Как посмертные маски, плывут облака,

      и пытается стать говорящим полено.

      В телевизоре корчится новый концерт —

      снова море, и щёлкают клювом бакланы.

      Будем жить-поживать, чтоб услышать в конце:

      продолжение после короткой рекламы.

      Вдоль набережной, выкатив истому,

      живут скамейки дружно и светло.

      Влюблённые по вечеру густому

      ведут велосипеды за седло.

      А ты, отзывчивый по телефону —

      пролив толчёный в ступе кипяток,

      примериваешь сумерек попону

      и ловишь стрекозу за хоботок.

      Хранят газоны воздух из вискозы,

      дневного ветра пыльные мешки,

      хрустят стеклом голодные стрекозы,

      готовят кофе майские жуки.

      Вот на тебя глядит собака праздный,

      боится, что носитель языка

      опасен. А на деле – не заразный,

      одно сомненье, может быть – пока.

      И, как сосуды головного мозга,

      всё те же кракелюры на холсте —

      больные тросы квантового моста

      поддерживают братьев во Христе.

      Пропала связь, и быть не может горше —

      один стоишь на скользком сквозняке,

      а мимо люди ходят, словно поршни.

      И стрекоза, как лезвие в руке.

      Обветренной губы болит треска,

      «Аквариум», и джаз на грани фолка,

      по лезвию бегущая строка,

      висящая на ниточке двустволка,

      и молодость, и боты в соцсетях,

      больные, но живучие поэты,

      зажавшие в загашнике пустяк —

      по три-четыре сотки Интернета,

      в надежде, что удастся может быть,

      дождавшись урожая терпеливо,

      у Млечного пути перекурить,

      насущный хлеб забулькивая пивом —

      гуляя Эбби роуд поперёк,

      почёсывая пятку Ахиллеса,

      не каждый что-то путное изрёк,

      жалея остальных, идущих лесом,

      где