Тихи сумерки, сиренев небосвод.

      Точно вновь само Начало мира,

      поступь чья тиха и неизбежна,

      Вышло к нам из Вечности в Сегодня.

      В приглушённый День, за тучей бед встающий

      В облаках неведомого Нечто.

      Всё приглушено, неясен вечер

      Дня иль века, мига или мира.

      Исходящий на своём исходе

      Тихим мирным приглушённым светом

      Вечер в мельтешенье мошкары,

      Мошкары, что звонко отпевает

      Круг один бессчётных поворотов,

      Вечных поворотов бытия.

      Приглушён хорал, что в нас восходит,

      В нас поёт и покидает нас,

      Будь мы человеком или миром,

      Слышится в любом небесном звуке.

      Мы находим сумерек сирень

      В музыке своей и в наших мыслях:

      Вечер – чей он? Человека или мира?

      Почему же он звучнее в сердце,

      Чем иное время наших суток?

      Проводы он, или ожиданье?

      Не понять – и в этом – Сила Сил.

      Не знающий порока –

      Не к веку – Серафим?

      Пусть крылья – хоть немного!

      Послужат молодым!

      И кто б его ни трогал –

      Остался он живым.

      И крылья эти много

      Служили молодым.

      Он проживает строго

      За гранями гордынь:

      Пусть крылья хоть немного

      Послужат молодым.

      Крылатую дорогу

      Не застит будней дым,

      И крылья, что от Бога,

      Век служат молодым.

      Средь оскаленных стынью камней

      И зверинцев решёток, ехидством глумных,

      Ковыряется луч одряхлелый слепой,

      И борей, усыпляя, грызёт всех живых.

      Где увечность природы людской разрослась,

      И хохочет увечность сердец,

      Пламя плотское стылее алчных могил –

      Вопль титаний над льдами картаво гудит.

      Он, срастаясь со стынью, себя сохранил,

      Он – юродство и алчность, уродская плешь,

      И не ведал злачёный дурной пеликан,

      Что, хрипя, к миру солнце зовёт через стынь.

      Да, дух и