И вновь наступил октябрь. Джон Машина и Мемория сцепились. Она убежала, и Джон гнался за нею до самого края города, где тот выходил к морю. Мох бежал следом, негодуя на Джона и тревожась за Меморию.

      Мемория добралась до конца дорожки у Радужного моря и забралась на волнолом. Она боролась с ветром, чтобы держаться прямо, вцепившись рукой в парапет, как можно дольше, а вокруг неё кружили чайки. Порыв ветра заставил её покачнуться. Мемория вскрикнула. У Моха дыхание застряло в горле. Девушка выпрямилась. За нею о дно пятидесятифутового[2] обрыва бился океан. Следя за приближением Джона, она стояла в привычной своей странной стойке, слегка расставив сведённые в коленях ноги и положив руки на бёдра. Джон взревел. Мемория закричала в ответ, поводя руками. Несмотря на опасность, Мох не сдержал улыбки. Он понял, что произойдёт дальше: сам много раз оказывался мишенью. Пригоршня камешков, рассыпанных по волнолому, зашевелилась, как жуки-щелкуны, которых он держал в банке под домом.

      – Не смей, – выговорил Джон, шагая вперёд. – Я тебя предупреждаю. – Камни взлетели в воздух. – Мемория, ты пожалеешь. – Словно в ответ, камни полетели в него.

      – Чёрт побери! – Джон остановился, не дойдя до неё дюжины шагов, на его коже появились ссадины. Вскинув руки, чтобы прикрыть лицо, он развернулся прочь. Камни отскакивали от верхней половины его тела и скапливались у его ног. Мох ощутил укол жалости. Джон был одет совсем не по погоде. Полы поношенного пальто хлопали его по коленям. Носки сползли, обнажив голые лодыжки. От недавней стрижки на шее пониже затылка осталась полоска поцарапанной кожи – трогательность этой детали кольнула Моха.

      – Я с вами не пойду, – кричала Мемория. – Не желаю я жить с этим уродом.

      – Да ладно, – произнёс Джон. – Никто не просит тебя делать больше твоей доли. Ты что думаешь, еда твоя бесплатная? А платья? Этот человек – наш благодетель.

      – Лжёте. Вы никогда не спрашивали, что мне нужно.

      – Пойдём возьмём по чашке какао и разумно обговорим это? – Джон потихоньку двигался вперёд. Поднял руки, развернув ладони.

      – Не хочу. Вы что угодно наговорите, чтобы вышло по-вашему.

      – Мы все должны вносить свой вклад, голубка. Ты ничем не лучше. Тебе надо отрабатывать своё содержание, как и всем остальным из нас. – Голос Джона звучал всё спокойнее.

      Моха теперь отделяло от них всего несколько шагов.

      – Не слушай! – крикнул он.

      Мемория взглянула на него. Он всегда благоговейно трепетал перед её необычайными бледно-голубыми глазами. Уголки рта Мемории опустились. Время замедлилось. Лицо Моха горело от конфуза при мысли, что она понимает чувства, какие он никогда не смел открыть.

      – Что? –