Предтеча. Владимир Маканин
Читать онлайн книгу.
он жалел их. Его переспросили: не отложить ли лечение инсулином хоть на месяц? – и старик, участливый, мягчея голосом, ответил:
«Нет… Тянуть зачем же – если уж надо». Он попросил взять в больничную палату с собой травы; получив отказ, улыбнулся: пусть так.
Больной, с которым Якушкин должен был делить палату, тоже испугался высохшего старика. Якушкин как раз вошел, и они впервые посмотрели друг на друга.
Больной взволновался; он решил, что, может быть, в палату вошла смерть, то есть не сама смерть, а как прообраз – лежачие больные впечатлительны и с прообразами накоротке. Однако больной не вскрикнул, он был молчун. Он только отвернулся от иссохшего старика к стене и не стал смотреть. Якушкин же, улыбнувшись, поздоровался и сопровождавшему врачу сказал про отвернувшегося к стене – это, мол, братан мой по духу. «Кто, кто?» – переспросил врач.
Лечение Якушкину предстояло несложное – профилактики ради; его случай считался из легких.
4
Леночка не помнила те золотые, как говаривала мать, времена, когда в каменном этом флигельке они только хранили продукты; детская память, впрочем, все еще удерживала именно там бочку с солеными огурцами, и еще бочку с помидорами, и как вершину солений – бочку с солеными арбузами. Жить же во флигельке, конечно, не жили.
Но иногда Якушкин, вернувшись из города, не хотел будить жену и дочь среди ночи и к тому же (или даже – более того) хотел побыть во хмелю один, не сбивая, а, напротив, сладостно удерживая в себе состояние крепкой выпивки; сам с собой говоря и покуривая, он располагался во флигельке, на дерюжке, где и засыпал (утром разбудят птицы), зная, что ночь жаркая и что холодное пиво рядом. Да, пиво, загодя закупив, он тоже во флигельке держал – в прохладе. А жили они в возвышающейся рядом с флигельком даче: это и была их дача-дом, четырехкомнатная, просторная и еще с комнаткой наверху. Большой дом с участком требовал усилий и постоянного глаза хозяйки, и потому мать Лены, Марья Ивановна, работавшая в магазине, разрывалась меж и меж.
Жили тихо, тем звучнее был гром с неба, когда Сергей Степанович, с Молокаевым заодно, пошел под суд. После конфискации Леночке с матерью остался только флигелек; в нем и жили, в нем мать и умерла, Якушкина с сибирских работ не дождавшись. Бедная.
Подолгу, и ведь без музыки, сидели на веранде они вечерами (осенью, весной, летом, это все до суда), общаясь и счастливо выпивая вдвоем, как выпивают вдвоем мать и отец; говорили – о жизни, о деньгах, о пустяках вперемешку. Якушкин уже зевал. Марья Ивановна, тоже наговорившаяся (так начитавшиеся роняют к ночи из рук книжку), как бы роняла зовущие слова: «Пойдем, что ли?» – оглаживая пышные бока и вроде бы спохватившись, звала мужа в постель, она звала всегда первая, словно выждав свою и определенную женскую минуту. Однако и перед самым сном Марья Ивановна не забывала, истому осилив, встать и посмотреть, укрыта ли и как спит Леночка. Свет на веранде вновь зажигался – на недолго. Щуря глаза, Марья Ивановна подшивала доченьке школьную