К 20 сентября 1799 года Мутенскую долину1 вытоптали начисто. Ни кустика, ни травинки. И в следующую весну она еще была черна и безвидна, и только к осени начала покрываться островками молодой, казавшейся уже не обязательной в этом месте поросли. Разоренные войной местные жители, спасаясь от ожидаемого сражения, большей частью еще накануне покинули дома. Ушли не все. Кто-то не успел, а кому-то просто некуда было идти. Все они с наскоро собранными вещами оставались на зеленых склонах гор неслучайными, загнанными сюда судьбой зрителями. Растапливая на кострах остатки сыра в глиняных плошках и макая в него чудом сохранившиеся от солдат разных армий сухари, каждый из мутентальцев в душе надеялся, что его дом останется цел. Благо пушки у русских были крошечные: заряд на пару фунтов, не более. Стреляли они мелкой картечью, перевозились на мулах. Отвечали за пушки пришедшие с русскими союзники: итальянцы, жившие среди них в каком-то своем особом мирке. Русские управляли итальянцами понятными и без перевода руганью и жестами. Впрочем, заметно было, что относятся они к созюзникам как родители к малым детям. Помогали при каждом случае, с грубоватой лаской именуя «убогими», приправляя речь кучей прочих слов, которые чаще всего использовали офицеры в отношении некоторых, особо нерадивых солдат. Но в сторону итальянцев слова эти произносились как-то по-особенному нежно, словно русские щадили ухо слушателя и заранее извинялись.

      Полевая артиллерия французов в сравнении с русской была в полном порядке. Накануне, в течение короткого дневного боя, французы успели случайными ядрами разрушить пару заборов, дом, коровник, убив при этом пару пришлых с соседней долины работников. Стреляли часто и неприцельно. Русские отвечали редко, все больше принимали французов на штыки и сабли, чтобы потом с усмешкой отмывать их от крови в речке, так что местами вода становилась на какое-то время совсем негодной для питья. «Молчанию» русских вскоре нашлось объяснение. И картечи, и пуль, и пороха, как выяснили вездесущие деревенские мальчишки, у них осталось, если считать на всех, на пару-тройку выстрелов. Поэтому почти все заряды были розданы егерям, которыми командовал молодой горбоносый генерал с трудновыговариваемой фамилией Милорадович. По одному выстрелу имела линейная пехота первой линии. Вторая в разброс, в среднем по одному патрону на десяток. Третья линия и тем паче резерв не получили ровным счетом ничего и могли надеяться только на свои штыки. Узнав об этом, многие решили, что русские если не ночью, то утром уйдут, оставив тех самых егерей-застрельщиков в качестве редкого, но вполне весомого прикрытия на час-полтора. Здравый смысл подсказывал: нельзя сражаться с вдвое превосходящим по силам противником, не имея огня. Но, видно, у этих бородатых людей в грязных зеленых мундирах здравый смысл