Скорлупа. Мои вступления и выступления. Алексей Аимин
Читать онлайн книгу.
направили в Петербург для дальнейшего обследования.
Перед отправкой наш сердечный спец решил меня приободрить. При последнем обходе, он все так же, между прочим, вставил еще одну значимую для меня фразу: четыре года, это конечно, минимум, а максимум, на что я могу рассчитывать – лет двадцать.
– Это еще куда ни шло, – подумал я, прикинув, что при таком раскладе появляется надежда раскрутить родное государство на несколько лет пенсионного обеспечения.
Больница, куда меня отправили, находилась рядом с Финляндским вокзалом, примыкая к небезызвестной питерской достопримечательности, следственному изолятору «Кресты».
Добирался я туда своим ходом, медленным шагом с частыми остановками. Светло-желтые корпуса больницы контрастировали с красно-коричневыми стенами тюрьмы.
Проходя мимо высокого забора из красного кирпича, я увидел на дороге и тротуаре разбросанные бумажные самолетики. Их были сотни, и они валялись повсюду. От знакомых каждому школьнику эти летуны отличались оригинальной конструкцией, а к носику каждого был прилеплен хлебный мякиш.
– Голубиная почта, – потом объяснили мне старожилы больницы. – Отправляют в надежде, что кто-то подберет, и потом переправит адресату.
Кресты. Больничные корпуса в правом нижнем углу
Я так ни разу и не видел, как совершаются эти перелеты, однако понимал: чтобы преодолеть такое расстояние, «почтарям» нужны и стартовая высота и попутный ветер. Видимо их отправка происходила ночью с самых верхних этажей.
Здесь же я узнал, что значит выражение «дурилка картонная». Оно появилось после того как один из осужденных в тюрьме из хлеба и жеванного картона (картонной массы) слепил «ствол» – точную копию револьвера, и совершил побег. Черную краску он изготовил из жженой подошвы.
По сравнению с районной, городская больница была явно на высоте. Квалифицированные кадры. Более современное оборудование. Наличие лекарственных препаратов средней цены. В районной были только аспирин и дешевые нитраты. Отношение к больным было более внимательным, а еда более питательной. Буквально через пару дней я почувствовал себя лучше. Кардиологическое отделение находилось почти на самом верху – на пятом или на шестом этаже.
– Это проверочный тест, – говорили мне те же старожилы в больничном дворике, – если поднимешься в палату без помощи лифта, считай, – готов к труду и обороне.
После последних слов мне вспомнился значок ГТО с бегуном, устремленным в светлое будущее. Восстанавливая в памяти его образ, я засеменил к лифту.
Окно кабинета, где нам снимали кардиограммы, выходило на торец одного из тюремных блоков. Я лежал на топчане и наблюдал, как заключенные вывешивают из окон простыни на просушку, как на нитке передают между этажами спички, папиросы и свои послания. Там была одна жизнь, здесь другая – каждому свое, как говорили древние. Вернувшись