Хмурь. Ирина Лазаренко
Читать онлайн книгу.
словно тут совершается некое таинство. Впечатление портит оборванный вид женщин, их застиранные-заштопанные платья, грязные босые ноги, въевшаяся пыль на шеях и лицах.
Они все простоволосые. Женщины в Полесье никогда бы не вышли из дому с непокрытой головой, такое пристало разве что девицам в дни гуляний.
Дикарки бесстыдные. Я отворачиваюсь. Под ногами наших коней путаются тощие черные куры, такие мелкие, что вначале я принял их за галок.
Кривой поглядывает по сторонам так пришибленно и виновато, словно наладился что-то стибрить. Что можно взять у болотников – ума не приложу. Глиняную посуду и бабу лохматую?
– Чего? – спрашиваю я, думая, что Кривой не ответит, и он не отвечает.
Женщины на нас не глядят. Кажется, даже если б Гном всей своей полуварочьей статью ворвался на лошади прямо в круг, где женщины возятся с посудой, и тогда бы они продолжили очень внимательно разглядывать свои миски и переговариваться друг с другом – о чем-то явственно пустом, но дающим повод считать себя очень занятыми. Настолько занятыми, чтобы не замечать чужаков. Даже полуварку, на которого таращатся все и всегда.
А вот другие болотники на нас смотрят. Детские голоса понемногу стихают, ребятня стайками вытягивается из-за скрипучих домов. Они пялятся на нас так восторженно и недоверчиво, словно мы едем по поселку голышом. Следом за нами по улице идут мужики. Я спиной чую их тяжелые, выжидающие взгляды.
Зря мы так нахально поехали к большому дому. Нужно было остановиться, поздороваться с местными. Но Гном сказал – нет, чужакам нужно сразу идти говорить с вожаком, иначе только хуже будет.
Однажды в обители, когда выучней вели купаться к реке, меня цапнул за ногу ящер-прыгун. И потом долго таскался за нами, держась на безопасном расстоянии. Птаха тогда съязвила: «Ящер в Накера влюбился, почуял родную змейскую душу!». А Оса, учившая нас звероведенью, назвала Птаху беспамятной дурой, потому как прыгуны – ядовитые хищники, и ящер ходил за мной в ожидании, когда я сдохну от укуса. К великой его печали, мне даже не поплохело, я только почесался немного – яд был слишком слабым для человека.
Почему я вспоминаю про это теперь, когда мы едем по Болотью во влажной серой дымке, под тяжелыми, выжидающими взглядами мужчин?
Останавливаемся у большого дома. Гном колотит в било: «Бом-м, бом-м!», а я задираю голову и рассматриваю это темно-серое бревенчатое безобразие, украшенное узорчато сложенными ветками, пучками сухих трав и вязками маленьких перчиков.
«Бом-м, бом-м!»
Звенит в ушах, восторженно пищат детишки, начинают громче переговариваться женщины, и мне вдруг кажется, что сейчас они набросятся на нас со всех сторон – и мужики, и бабы, и детвора, и даже глиняная посуда, и всех нас замотает в тугой кокон этим звонким «бом-бомом», и пойдет плясать по болотам гигантское веретено, разбрызгивая красную глину, выхватывая спавших в земле жуков, пугая куликов и зубастиков.
«Бом-м, бом-м!»
Плывут