– Яйцо.

      – Да, яичко, картошечка, огурчик, помидорчик.

      – А кура?

      – У меня об этом песня есть, памяти отца. О том, как мы ездили в Крым, и вот я в таком возрасте нежном. Мы едем, и сразу на столе все это появлялось. Курочка, правильно. Цыпленок в желе, как у меня в песне. И потом, конечно, когда я уставал ходить по лесу, отец сажал меня себе на плечи. И это вообще было высшим пилотажем этого дня. Он с корзинками, с рюкзаком и с сыном на плечах. Вот в этот момент он был настоящим отцом.

      – А у тебя так же с детьми получалось?

      – Получалось, конечно.

      – По грибы ходили?

      – Конечно. К сожалению, сейчас это немножко ушло в силу разных причин. Одна из главных – уезжать надо далеко, чтобы найти корзинку грибов. Потому что сейчас уже не то Подмосковье. Раньше было проще – сел на электричку, отъехал немного и уже мог попасть в грибной рай. Причем я с отцом ходил не только тогда, когда мы понимали, что урожай большой соберем, полные корзины. Нет, мы даже ходили, я помню, когда уже первые заморозки были.

      – То есть это была такая теплейшая традиция и удовольствие.

      – Я скажу, что лес – это вообще великая тема. Я и теперь иногда… Понимаю, что нет грибов, но все равно иду. И проветриваешься очень хорошо, и хорошие умные мысли лезут в голову. Песня «Страна чудес» сложилась в один из таких неурожайных моментов. Когда не было ничего, и мы просто гуляли по лесу. У меня еще была жива моя такса любимая, Ричард. Он же Брунс, он же Брунсвик. Замечательный был пес. Он бегал где-то, я даже не обращал на него внимания, не боялся, что убежит. То есть я настолько был в своих мыслях, что не думал о нем. А он действительно убегал и возвращался, хотя говорят, что таксы очень часто, почуяв что-то там, раз и…

      – Сматываются.

      – Да, они же охотники.

      – Мне кажется, что ты просто был в таком классном состоянии души – никаких тревог в этот момент не было.

      – Вот и написалась песня «Страна чудес», одна из самых известных в нашем репертуаре. Не было тогда еще модных телефонов с диктофонами, не было карандаша с собой или ручки с бумагой. Я все это в голове мусолил, там и мелодия сразу была, и слова.

      – Это когда же было?

      – Это девяносто восьмой год примерно. Я домой пришел, и у меня башка уже дымилась – лишь бы не забыть, лишь бы не забыть. И вот я прихожу, говорю: «Мама, дай мне листок бумаги и карандаш» – и тут же набросал. И сразу расслабился.

      – То, что должно, сделал, чтобы не потерять. Я знаю, когда пишешь песню, основное – не потерять то, что было.

      – Не всегда, конечно, ты потом доволен. Вначале тебе кажется, что все круто, а на следующий